И Леваневским снова первым выступил с чудесной историей, название которой «Светоносная голова». Вот она.
ВТОРОЙ РАССКАЗ ЛЕВАНЕВСКОГО
«СВЕТОНОСНАЯ ГОЛОВА»
Миф не означает чего-либо противоположного
Реальному, а наоборот указывает на глупочайшую
Реальность.
Н. Бредяев «Гносеология очепяток»
В бюджете Литфонда СП СССР до поры до времени существовала расходная глава – «На поддержку литературного творчества душевнобольных». Эта удивительная строка появилась в писательском финплане сразу после гибели А. Фадеева, а так как сакральный бюджет механически и бездумно переписывался литературными чиновниками год за годом без изменений, то она просуществовала там довольно-таки долго, до перестройки, пока А. Яковлев, работая над сводом документов по реабилитации Л. П. Берии на неё совершенно случайно не натолкнулся, и, спросив разрешения только у Джорджа Сороса, её, абсурдную, решительно не вычеркнул. Как главный идеолог Партии, член Политбюро, он имел на это право полное и безоговорочное.
Славик Курицын, типа литературовед, наиболее продвинутый из конкретных пацанов, считает, что эту смешную сумасшедшую строку вписал в бюджет сам А. Фадеев, перед тем как застрелился. Иронизируя предсмертно, Фадеев, таким образом, выразил-де неприятие процессам, что прогрессировали в нашей словесности после отхода Иосифа Виссарионовича от прижизненной политической деятельности.
Деньги были небольшие. Насколько нам помнится, областная организация СП могла выделить на эти душевнобольные цели не более ста тысяч рублей в квартал. По ценам тех времён это всего лишь десять некачественных
автомобилей «Волга», то есть десять российских ваучеров, что составляет около 120 долларов США (подсчёт А. Б. Чубайса).
Деньги хоть и маленькие, но всё-таки интересно, — а был ли прок? Кто суммой баловался? – подумал А. Яковлев и вызвал к себе для объяснений первого советского писателя Маркова. Тот долго не мог понять, чего от него хотят. А когда разобрался, рассмеялся:
-Да не волнуйся ты Александр Николаевич! Деньги всё же вбуханы не в сельское хозяйство, а в систему письма и, значит, как-нибудь да скажутся. Не может быть, чтобы не сказались. Лет десять мороки минует и вдруг вроде как неожиданно из народа и в густой статистике попрёт писатель уровня Антона Павловича Кафки! Надо ждать…
И Яковлев удовлетворился ответом. Он был очень умный, Яковлев-то. Говорят, он даже изучал Маркузе. И ложь, ложь на Александра Николаевича возводил злобный Эдуард Лимонов, — дескать, этот член Политбюро есть типичная гниющая рыбья голова.
Увы! – голова у Александра Николаевича была светлая…
………………………….
А Марков в тот же день сидел на кухне и улыбался. А потом он попил чаю и в один присест написал обессмертивший его рассказ. Вот он, рассказ.
Кали-Юга
Чехов, когда прочитал книжку Циолковского «Исследование космического пространства реактивными приборами» заметил:
-А ведь самый реактивный прибор у человека-то – нос!
Посмеялись, вспомнили гоголевского майора Ковалёва и его потерю.
А был среди гостей индиец Рабиндранат Тагор. Он смеха не воспринял, он спросил через переводчика:
-А кто такой Циолковский?
-А, — ему отвечают, — это один мыслитель из Калуги. Он учит, что через тысячу лет человечество превратится в лучи света и полетит этими лучами в бездну могущества и не остановится, пока не наткнётся на гору хлеба.
-Удивительно! – говорит Тагор. – Мыслитель из Кали-Юги!?
-Из неё, из неё, — отвечают…
На этом рассказ Леваневского кончился.
Неудача! — девочка продолжала плакать.
Настал черёд проявить разговорное мастерство второму пилоту, товарищу Кастанаеву. Он выступил с историей под названием «Рассказ о топи, возникшей в одну единую ночь». Вот она.
ВТОРОЙ РАССКАЗ ВТОРОГО ПИЛОТА КАСТАНЕЕВА
«РАССКАЗ О ТОПИ, ВОЗНИКШЕЙ В ОДНУ ЕДИНУЮ НОЧЬ»*
Мне под мышку кидается век-курощуп…
О. Мандельштам
…………………………………………………………………………………….
*Английские переводчики корпуса рассказов «О гвоздиках» «Рассказ о топи, возникшей в одну единую ночь» озаглавливают – «Magical mystery tour». Как мне кажется, это более точно. (Прим. Д. Леннона)
………………………………………………………………………………………………..
Третий наш государь из дома Хрущевых родил дочь по имени Рада — «Совет мудрейших». Когда исполнилось ей достаточно лет, красота её стала несравненной, но, не стремясь к замужеству, она только и знала, что веселиться и странствовать в поисках развлечений. Государь же ни в чем ей не препятствовал. Из года в год во время студенческих каникул имела она обыкновение туристировать на атомоходе «Ленин» по Ледовитому морю и за многими утехами забывала вернуться в срок, к сентябрьской копке картошки.
Жил тогда в деревне Мыс Шмидта на берегу Чукотского моря человек по имени лекпом Зильберштейн, с сыном, что звался Аджубей. Оба они работали национальными писателями, кушали мало, но не роптали. Отец не был стилистом, но сюжетником, сын тоже склонялся к публицистике, но, увы! — однажды в сильную засуху случился пожар с ветром и испарил, и рассеял по побережью всю их тушь. Кисточки тоже погибли в огне. Сын с отцом лишились средств к существованию. Через несколько лет неписания они впали в нищету, осталась — одна на двоих — набедренная меховая повязка из шкуры зверя волк, которой они всяк в свой черед прикрывали свою наготу. Люди они были гордые и в Литфонд за помощью не обращались, так как знали — всё равно ничего не дадут, а то еще и повязку отберут в пользу страдающей Эфиопии. Вскоре отец не выдержал «отказа наотрез от шуток с этой подоплёкой» и решил уйти из нетворчества, завещав:
-Сын! Однако, а Сорокин как писатель смотрится комедиографом. Ещё Джойс попытался продлить жизнь литературы посредством творческого самоубийства. Сорокин новым витком предпринял ту же попытку, да чередой самоубийств. Понятно: все самоубийства у него, кроме последнего (и то ещё вопрос, ведь из говна пулю не слепишь), понарошку. Это ли не комедь!?. Так что когда я умру, схорони меня голым, а повязку оставь себе.
Но Аджубей не посмел выполнить волю отца и похоронил его в центральной библиотеке Анадыря между двухтомником Сократа и трехтомником «Избранное» Герберта фон Карояна с повязкою. Сам же остался безволосым голядкой. Голодный и продрогший и вне гордости стоял он в масштабе один к одному на берегу Ледовитого моря в пейзаже, где туман гложет скалы, а, завидев пароход, входил в воду до сокрытия мудей, отталкивал льдинки ладошкой, и, педалируя жалость, говорил ложь:
-Мы люди не местные, мы с «Челюскина»! Подайте на обратный билет!..
После лжи Аджубей отбывал номер — исполнял местный, но любимый во всём СССР шлягер:
Здравствуй Леваневский, здравствуй Ляпидевский!
Здравствуй Водопьянов и прощай!
Вы зашухерили, «Челюскин» потопили,
А теперь червонцы получай!
Но пароходами Главсевморпути плавает в нашей стране в основном фиксатый, заблатненый кадр, так что сочувствовали Аджубею плохо, — редко случалась удача в виде половника вермишели, обыкновенно же метали, целя в глаз, кусок антрацита и гоготали. Как печально! Воистину был прав поэт, когда сказал:
-«В прозрачной воде Океана, отражается холод людской…»
Но всё скорбь, не напрасно писано в одной мудрой книге – «Да произведёт вода душу живую!» — иногда какой-нибудь жалостливый замполит выдавал погорельцу на время штанишки и брал на борт — тоже временно — оформлять судовую стенгазету. Платил за труды пузырьком касторки — от антрацита Аджубей страдал несварением.
Вдруг нежданно-негаданно показался атомоход «Ленин» с Радою на борту, с него доносилась запретная музыка джаз, на палубе толпилась тьма-тьмущая толпа приближенных к принцессе стиляг, главным среди которых являлся поэт Евгений Евтушенко, — дидактичный и истошный. Придворные извивались в твисте. Кожа Аджубея от звука саксофона пошла пупырышками, а от ужасного вида твистующих он задрожал штормовой дрожью. Образовались от вибраций тела волны, и атомоход закачался. Прожигателей жизни завертело-закружило, они закричали:
-Что такое!?
Они стали лечебно свешиваться головами за борт, налегая грудными клетками на перильца. Корабль же остановился. Аджубей перепугался, что стиляги ему нагадят в причёску, а потом и накажут, и быстро вылез из воды. На прибрежной гальке валялась шкура моржа, и юноша забрался под неё.
А на атомоходе побороли дурноту и спустили ялик, в который уселись Рада и Евтушенко. Ялик направился к берегу. Ступив на сушу, Рада с Евгением сняли одежды и, оставшись в одних купальных костюмах, бросились в прибой, а когда накупались, то стали резвиться и проявлять таланты. Поэт, наткнувшись на тушу снулого моржа, сразу же сочинил прекрасные стихи:
Широка водная гладь,
Но на рульмоторе
Мы моржа пойдем искать
В открытое море.
Рада же стала кокетливо тыкать в тушу моржа палочкой. Палочка защекотала Аджубею нос, он чихнул и вздрогнул. От страха принцесса окаменела, а Евтушенко прыгнул в воду и саженками поплыл к атомоходу. Аджубей, поняв, что спрятаться от высокопоставленных особ ему не удалась, поднялся на ноги. Шкуру же моржа он с себя не снимал, так как хотел прикрыть стыд. Он стоял молча, лишь застенчиво сопел.
Принцесса, видя, что морж вытянулся перед нею на задних ластах, подумала, что зверь этот ручной, он сбежал из цирка. Страх у неё прошел, она засмеялась, подошла к Аджубею вплотную и почесала его за ухом. Юноша выгнулся дугою от сказочного удовольствия и прошептал:
-Спасиба…
А потом он заплакал от счастья неожиданной ласки. Принцесса же, убедившись, что морж владеет человеческим словом, утвердилась в своем мнении, что зверь ручной, а, увидев слезы благодарности, поняла, что жирное существо имеет благородное сердце, помнит доброту и может ценить хорошее отношение к себе. К тому же после побега не выказавшего должной храбрости Евтушенко, она разочаровалась в золотой молодежи, а посему сказала:
-Мы вовсе не думали о замужестве! Но вот мы встретили тебя и оба здесь, почти безо всякой одежды. Конечно — это знамение свыше. Иди, умойся и убери с усов морскую капусту. Мы жалуем тебе обезвошенное платье и принимаем на атомоход к себе. Будем пировать и веселиться.
И вся свита принцессы, которая по тревоге поднятой Евгением в полном составе прибыла на пляж, согласилась:
-Столь благоприятных и дивных совпадение еще не было!
-Нет! — вскричал Аджубей. — Я не осмелюсь!
Рада стала сетовать и уговаривать его жениться. Но он отрекался и так и эдак, и она сказала:
-Ведь это Небо выгнало тебя из цирка и соединило нас. Что же ты противишься, скот моря?.. Правда, Евгений?
И Евтушенко подтвердил:
-Небо, конечно же, Оно. Покровитель влюбленных святой Фрейд благословляет Вас. Я, как увидел Вас в одном пейзаже, так сразу же и понял: Вы два цветка единого стебля, или две половинки единого целого. И мгновенно удалился, оставив Вас тет-а-тет наслаждаться воркованием.
Эти слова сладкоречивого поэта убедили Аджубея и он отправился с Радою в ЗАГС и сочетался. Потом он разделил с ней ложе и ни в чём себе не отказывал.
Приближенные же доложили обо всем по Радио государю.
И государь, узнав об этом, в ярости снял со своей ноги башмак и, стуча каблуком по столу, прокричал в направлении северо-восток:
-Рада не соблюла долга и чести, разгуливала, где попало и, позабыв о нашем богатстве, соединилась на краю земли с ворванью! Как же она посмеет взглянуть Нам в лицо!? И куда же смотрел сексот Евтушенко!? Я ему покажу Кузькину мать!
Так Евтушенко стал опальным поэтом. Ужасы устремились на него, как ветер, развеялось величие его, и счастье его унеслось, как облако. И заизливалась душа его в нем, дни скорби объяли его. И дали ему новую придворную должность — Иов. Или, точнее, ИОВ — Исполняющий Обязанности Вольнодумца*.
………………………………………………………………………………………..
*Согласно последнего переосмысления «Поэтической табели о рангах» (расшифрована ещё одна строка – «все мы вышли из гоголевской «Шинели»»), должность ИОВ соотносится не с камер-юнкером, а с титулярном советником. (См. Л. Е. Шепелев «Титулы, мундиры, ордена», Ленинград, «Наука», 1991).Таким образом, творчество Евтушенко находится в поле притяжения не творчества Пампуша, но Акакия Башмачкина, первого русского дадаиста, разработавшего основные художественные приёмы метода, известного как соц. реализм.
…………………………………………………………………………………………..
Тут следовало соответствовать. И взял поэт себе черепок, чтобы скрести себя им, и сел в пепел и соответствовал. И повел он линию критическую, то есть развенчивал Культ Личности, страстно обличая теодицею.**
……………………………………………………………………………………………………………………………
* *Под теодицеей в те идеологически нестойкие времена разумели защиту высшей мудрости Создателя от иска, который ей предъявляет разум, исходя из того, что не все в мире целесообразно. (Прим. И. Канта)***
…………………………………………………………………………………………………………………………….
***К теме так называемых «преступлений» Сталина. У Г. Честертона в книге о св. Франциске Ассизком есть такое замечание: «Чтобы не говорили пацифисты и умники, можно любить людей и сражаться с ними, если ты сражаешься честно и за доброе дело». У того же Честертона: «Францисканцы – несомненно, коммунисты…» Я думаю, можно сказать – Сталин и Франциск Ассизкий очень схожи, особенно Сталин. (Прим. Б. Шоу)
………………………………………………………………………………………………………..
И зародилась интересная легенда, которую многие народы с охотою приняли себе в каноны.
Узнав о гневе отца, Рада испугалась и не решилась вернуться в Кремль. Накупив черной туши, основали они с Аджубеем газету. Где-то в глуши, за Садовым кольцом построили публицистические ряды и вместе с тамошним людом бумаги открыли торговлю дёгтем и жареными фактами, завернутыми в мораль. Со временем торжище это сделалось знаменитым, и богатые гости из чужедальних стран приплывали туда печататься. А Раде и Аджубею, поклонялись как законным властителям. А то, что Аджубей клыкаст, никого не удивляло. В Москве в то время было много моржей, — купались в проруби. И Аджубей, дабы не протухла северная кожа, три раза в день обливался ледяной водой из ведёрка под портретом генерала Порфирия Корнеевича Карбышева.
Однажды некий богатый гость сказал Раде с мужем:
-Высокостильные! Отчего бы вам не отправиться за море за дорогой информацией? Через год каждый бит такой информации обернется десятью.
Рада обрадовалась и сказала Аджубею:
-Нас ведь благословил святой Зигмунд. Ты, как благородное существо, должен посетить земли психоанализа. Давай соберем информацию о разных патологиях, и поезжай вместе со спецкорами за море — торговать.
Есть посередине моря остров Зеленая Британия, стоит на том острове маленькая фаллическая пагода Бенбибиси, а возле неё причаливают к берегу спецкоры за водою для своих репортажей. Пошел Аджубей, прогуляться к Храму и повстречал увечных монахов — Сартра, Камю и Ива Монтана. Прозывались они — экзистенциалисты, то есть — «метафизическая шифропись». День был жаркий, монахи сидели в тени смоковницы и смаковали пиво. Тем же пивом они охлаждали глубоко-глубинные язвы на своих бедрах. И Аджубей, вдруг понял, что его мучает жажда. Он подошел к монахам и попросил:
-Братия, я надеюсь, что ваше пиво правильное – осторов-то зелён. Поделитесь со мною в чашечках, я потный.
Услышав страшное слово «чашечки» монахи вздрогнули, переглянулись, грустно посмотрели на Аджубея, но влаги не нацедили. Озлился Аджубей, и сказал:
-Я вижу, жадность съела ваше сердце, вам не у Храма сидеть, а разбойничать в лавке! Ничего нового людям вы предложить не можете, вы — буржуины!
Сказав это, трижды плюнул Аджубей, в зеленобританскую землю, и трижды сунул кукишем в зеленобританское небо, — так расстроили его служители непонятного культа.
Ужаснулись кощунству монахи, заплакали и сказали:
-Морж! Ты не прав! Не буржуины мы, отнюдь! Академик Углов учил: «Кто хоть раз протянул человеку чашу с хмельным, пятьсот перерождений подряд будет являться в этот мир безруким существом». Это так. Неужели ты желаешь нам такой участи, у нас ведь и с ногами плохо…
И понял тут Аджубей, что он сосуд глупости и попросил прощения и слов Учения.
Морж пришелся своей непосредственностью монахам по душе, и они приобщили Аджубея, к социализму с человеческим лицом. Вручил Аджубей, спецкорам валюту, чтобы они закупили ему информацию, а сам остался на острове постигать Учение. Спецкоры же поплыли дальше в страну апачей.
Высот в Учении достиг Аджубей быстро.
Сартр, Камю и Ив Монтан пришли к Аджубею в келью, уселись и сказали:
— Внимательно выслушайте нас. В 1936 году на должность начальника арктической дрейфующей станции «Северный Полюс — 1» имелось две кандидатуры — Ушаков и Папанин. Оба мужа были достойны должности. Иосиф Виссарионович пригласил полярников к себе и долго с ними общался. Скажем: и Папанин и Ушаков гордились своими усами «а-ля Чарли Чаплин», которые, так уж сложилось исторически — зло всегда выглядит более эстетично — больше известны ныне как «гитлеровские усики». Когда беседа закончилась, и претенденты на должность покидали кабинет генсека, Иосиф Виссарионович сказал им в спину фразу: «Зачем же это вы, товарищи, Еву Браун под носом развели?» Ушаков испугался вопроса и той же ночью избавился от растительности на лице совершенно напрочь с помощью Универсальной Бритвы, но Папанин, так как был глуховат, вопроса просто не разобрал и посему сберег растительность в девственности. На следующий день Иосиф Виссарионович снова пригласил полярников к себе, сравнил пустое лицо Ушакова с заполненным папанинским, и принял решение: «Начальником дрейфа быть Папанину, он не сдрейфит!» Вот история. Мы задумались: кто же из этих троих героев истинный экзистенциалист? Наши мнения расстроились.
КАМЮ. Истинный экзистенциалист тут Папанин, ибо Папанин бессмысленно наделил героическим смыслом бессмысленность.
САРТР. Истинный экзистенциалист Ушаков, ибо Ушаков отыскал смертельный смысл в бессмысленности.
ИВ МОНТАН. Истинный экзистенциалист товарищ Сталин, ибо товарищ Сталин довел до абсурда грязную бессмысленность жизни.
САРТР, КАМЮ И ИВ МОНТАН (хором) Мы вас спрашиваем: кто из нас ближе к Истине?! Рассудите.
Аджубей ответил:
-Из вас троих ближе всего к истине Никифор Чуй, простой сборщик водорослей сахалинского совхоза «Красный Йод», ибо он в совершенстве владел искусством рисовать мантру «пять кружков» от руки не хуже, чем циркулем, но никогда этого не делал. На вечерних соревнованиях в международный женский день — по воспроизведению кругов без инструмента — он всегда занимал последнее место. При этом думал: «Если ты наделён силой, не топырь вперёд своё превосходство. Добродетель для умелого – не высовываться».
Услышав это, монахи переглянулись и сказали:
-Оглушительно верный ответ. Вы постигли Учение, нам нечего больше вам предложить. Мы осознали: все ваши слова полны великого смысла, мы обсуждали. Уходите, но прежде устраните лёгкое недоразумение первой встречи: какова связь качества пива и вечнозелёности острова Британия?
И Аджубей рассказал:
-Есть у нас в арсенале праздник Жёлтой Реки. Суть его – аттестация пива. Целый год воины готовятся к торжеству, изгаляясь и изощряясь. А подошло: самых достойных зимой, ночью поят вне норм пивом, которое следует аттестовать. Берут из стратегических запасов. На вкус настоящий и ненастоящий напиток неразличим. Но. Всю праздничную ночь достойные бегают по нужде на плац, к заранее отобранному сугробу. Если к утру вместо сугроба на асфальте появится зелёная травка – пиво правильное. Всё без закуси.*
……………………………………………………………………………………………..
*Для меня несомненно — история про Аджубея и монахов послужила исходным материалом для «Легенды о Морже и Плотнике» из «Алисы в Зазеркалье» Л. Кэрролла. Ведь известно, что в образе Плотника Кэрролл вывел Савла-Павла, строителя Новой Церкви. (Прим. Д. Леннона)
………………………………………………………………………………………..
На возвратном пути из страны апачей причалили спецкоры к Храму и увезли Аджубея восвояси. Преподобные подарили ему на прощание вещи благие — томики Хайдеггера и Бубера, что занимательны и без картинок, и сказали:
-В этих вещах заключена чудотворная сила.
И вернулся Аджубей в Москву и с большим сердцем проповедовал в СССР учение Оттепель. Рада тоже прозрела: бросили супруги свой дом и комсомольскую газету, покинули все дела и в четыре ноги и два посоха отправились на поиски страны Беловодье. Они получили всё и избыточествовали – шли с миром, грелись и питались.
Однажды на долгой дороге застала их ночь вдали от жилья, и они остановились остудить мозоли, опёршись вдвоём на Бубера и прикрывши свои головы Хайдеггером. Томик Хайдеггера был тяжёл, руки супругов раздрябли. К поре между вторым обходом ДНД и первым милицейским уазиком томик выскользнул из рук. Падая, он задел не менее тяжёлый кирпич Бубера. При удачном соприкосновении двух волшебных кирпичей случилось всеобъемлющее свечение и озарило местность вокруг. И увиделось в чистом поле: высотные здания хоромы из кадмия, зрелые золотые дворцы, башни и храмы, дома для номенклатурных чиновников и конуры для простого люда, сокровищницы, набитые лунным светом, который простолюдинами называется «металл свинец». Глазом всего не охватишь, не налюбуешься.
И воскликнул Аджубей:
-Монахи были правы!
Наутро окрестный люд, завидя диковинный город, изумился, понёс дары — воблу с картофелем и благовоние «Шипр», прося прописки. Её давали всем. Вельможи с военоначальниками, поделив между собою чины и воинов, основали новый район.
Забрёл туда и поэт Вознесенский, — печальный и сердитый на обслуживающий персонал. У него случилось несчастье от полного исполнения желаний: он потребовал у Государства, чтобы убрали Ленина с денег, и Государство вняло поэту и приказало фабрике Госзнака исключительно для поэта отпечатать такие бумажки. И наделило щедро. Но Вознесенский не сумел обмениваться обесчеловеченными ассигнациями и, выпав из товарооборота, голодал*. В новом районе пригрели и его.
………………………………………………………………………………
*Тоталитарное общество всегда находится в конфликте с поэтом, тоталитарное общество поэта не понимает. Поэт поворачивает свой глаз зрачком вовнутрь, чтобы взять образы вещей безотносительно к ним самим – так, как они рождаются и переживаются в его душе, в стихии его чистой субъективности. Требование «убрать Ленина с денег» у Вознесенского означало не дегуманизацию купюр, а рокировку ирреального — замену Ленина на Б. Франклина. Поэт-пророк, зря грядущее, предчувствовал долларизацию шестой части суши. (Прим. Х. Ортега –и — Гасет.)
………………………………………………………………………………………..
В то время страной правил уже другой государь, из днепропетровского дома. Оттепель он не жаловал. Узнав о существовании болотистого района среди вечной мерзлоты, он тотчас послал против Аджубея и Рады Государственную Безопасность. Военноначальники стали просить у Рады дозволения выйти с плакатами и, заступив ГБ путь, направить её в гриппозный сектор болотистого района — местность названием Чихослювакия. Но она отвечала с улыбкой:
-Этого мы не сделаем. Что подумают иностранные спецкоры? Пусть Небо рассудит нас, в животе и смерти оно лишь властно. Как можно поднять оружие против приемника отца? Нет уж, будем уповать на высшую справедливость, если придётся даже класть голову под подписку о невыезде. Я десять лет прожила с моржом, не уклоняясь от выполнения супружеских обязанностей. Чего после этого мне бояться?
Недавно пришедших в район людей обуял страх, и они разбежались кто куда — в йоги, славянофилы иль суфии, остались лишь исконные жители — шестидесятники. Шестидесятниками их называли за то, что во лбу у них было ровно шестьдесят пядей. Шестядисятники бы тоже разбежались, да не могли — от большого ума их головы были словно могучие тыквы, — они тянули к земле и якорили. Шестидесятники, обутые историей в лапти чистейшей вологодской липы, лежали под иконами Андрея Рублёва и вяло листали томики Сартра, Камю и Ива Монтана. То есть они не шустрили, они печалились. А над ними молча стояли призраки комиссаров в пыльных шлемах, склонённые. Скорбь шестидесятников была огромна — они самоедствовали в себе за типографическую нерасторопность, за то, что не успели в Оттепель переиздать труды Л. Д. Троцкого и Н. И. Бухарина.
Государственная Безопасность, быстро захватив Чихослювакию, подошла совсем близко, на расстояние выстрела и, не успев засветло с переправою, расположилась лагерем за Байкалом, стучала в рельсу БАМ!-БАМ!-БАМ!, — строила, чтобы не заснуть. Стройка БАМ была гигантской — кирпич везли со всей страны. Когда возвели половину БАМа, кирпичи вдруг закончились. Умная часть ГБ задумалась: «В чём дело? Что имел в виду Он, когда говорил: « Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?»?», а большая часть ГБ просто бросилась по окрестностям в поисках строительного материала. Умная часть ГБ уже поняла: «Чтобы стало больше кирпичей следует уменьшить количество ружей», но она не успела донести эту мысль до начальства, так как большая часть ГБ нашла два кирпича -Бубера и Хайдеггера — и, обмазав их марксизмом-ленинизмом замеса А. Яковлева, заложила в фундамент, возложив друг на друга плотно. Депутат ВС СССР, профессор из Прибалтики Ландсбергис, увидел это и закричал:
-Пусть оба предлогаемых тома послужат камнями в фундаменте общего дела!*
………………………………………………………………………………………….
*К извечно русскому вопросу кто есть who. Предисловие книги «Моя борьба» заканчивается так. Цитата: «….Пусть оба предлогаемых тома послужат камнями в фундаменте общего дела.
Автор. Крепость Ландсберг.»
(Прим. А. Баркашова.)
…………………………………………………………………………………………
