Глава 37.
Рубен и Медея сначала сидели на веранде роскошного дома Давоянов-Грошольц с видом на Финский залив, затем женщине надоело ловить на себе злобные взгляды хозяйки дома и она предложила продолжить разговор в Парке Кайвопуйсто.
Рубен без всяких колебаний согласился. На природе и думается лучше, и от мадам Грошольц подальше. Они бродили по парку, отметая одну идею за другой. Казалось, выхода нет — их бизнес прочно идет ко дну. В конце концов, уже вечером, стратегия спасения Ювелирного дома Давоянов совместными усилиями была выработана.
Рубен принимает условия Вениамина Андреевича Бартеньева по всем пунктам, кроме одного: знаменитая коллекция марок Давояна не идет в залог, а выставляется на аукцион. Деньги, полученные от продажи коллекции, прямиком идут на погашение кредита.
Довольные и усталые Рубен и Медея завалились в ресторан «Seurasaari». Радужная форель, суп из озерных рыб, щуки, окуня, судака и, конечно, ряпушки, малосольный сиг и кумжа в специальном соусе. Вечер удался на славу. Казалось, нет никакой войны, а есть только он и она, и еще великолепная северная природа. И так будет продолжаться бесконечно долго.
Узнав новость, что хитрый армянин и еще более хитрая грузинка обвели его вокруг пальца, Майк Идеен негодовал. Он носился по своему кабинету, переворачивая мебель и жуя не зажженную сигару. Наконец, разведчик немного пришел в себя, вызвал секретаря и, плюхнувшись в кресло, начал диктовать секретную телеграмму своему брату: «Срочно создать или найти в Гельсинфорсе фирму, способную купить целиком или по частям коллекцию марок Давояна, выставляемую на аукцион. Денег не жалеть, злополучных Левиафанов получить любыми средствами, вплоть до радикальных».
— Каких? — переспросил секретарь.
— Радикальных, — гневно повторил шеф. — Еще одно слово и я применю эти средства к тебе, понятно? Исполняй, бегом! Информацию от Гарри приносить мне без промедления, в любое время суток. В любое. Это, надеюсь, понятно?
Через неделю начался аукцион. Рубен Медею никуда не отпустил, они вместе готовили каталоги. Женщина намекнула, что подарки продавать нельзя, но Давоян был неумолим:
— Деньги нужны сейчас по зарез. Спасем наше дело, потом найдем и выкупим твой подарок. Эти марки сейчас огромных денег стоят и большую пользу нам принесут.
Медея больше не спорила. «Пусть лучше их не будет рядом с этим человеком. Добра эти дурацкие бумажки с Левиафанами никому не приносят», — пронеслось у неё в голове.
Эта неделя для нее была одна из самых лучших в ее жизни: рядом был мужчина, ее мужчина, сильный, уверенный в себе, властный. Конечно, где-то недалеко существует его мадам Грошольц. Ну, да не будем обращать на нее внимания. Если она возьмет неделю от ее жизни, то от той не убудет. В конце концов, Медея не виновата, что у нее нет выхода на скандинавские ювелирные рынки.
Глава 38.
Аукцион проходил довольно бурно. Не смотря на военное время, в городе нашлось немало желающих побороться за знаменитую коллекцию Давояна.
Медея сидела в углу и оживленно переговаривалась с английским журналистом Гарри Иденом. В противоположном углу, насупившись, устроилась в кресле супруга господина Давояна, мадам Грошольц, нервно теребя носовой платок. Присутствующие ее понимали, как–никак она законная супруга и вправе считать, что коллекция мужа это и ее собственность, в какой-то мере. Рядом с ней сидела незнакомая женщина средних лет, в модном платье бежевого цвета со вставками цвета морской волны и в такой же умопомрачительной шляпке.
— Вы не знаете, кто это дама? — обратилась к своему спутнику Медея. — Я ее что-то раньше не встречала.
— Это подруга дома Давоянов-Грошольц, госпожа Филиндер, она ингерманландка, у нее собственные дома и в Петрограде и в Гельсинфорсе. Дама весьма и весьма состоятельная, однако, я что-то раньше не замечал ее пристрастия к коллекционированию марок.
Между тем аукцион набирал обороты, принося солидную прибыль и аукционному дому, и бывшему владельцу коллекции. В заключение сего действа были проданы марки особого, самого ценного альбома, включающего в себя и две заветные марки с изображением Левиафана. Счастливым обладателем раритетов стал Европейский банкирский дом в лице его председателя, господина Бартерьева Вениамина Андреевича.
Радостный владелец альбома не стал задерживаться на финской земле и уже на следующий день отбыл в сторону туманного Альбиона на торговом судне под нейтральным шведским флагом.
Всю эту информацию в полном объеме ингерманландка Филиндер передала в Берлин, присовокупив к ней услышанные подробности от своей закадычной подруги. Вот уже много лет, как эта дама, обожающая экстравагантные наряды, верой и правдой служила господину Николаю, шефу германской разведки.
В результате ее донесения в море вышла немецкая подводная лодка U-20, под командованием Вальтера Швагера, который плевать хотел, под каким там флагом идет торговый корабль, но любил производить неизгладимое впечатление на капитанов судов, внезапно всплывая из морских пучин прямо у них по курсу.
Так произошло и на этот раз. Небольшое шведское суденышко было вмиг захвачено бравыми немецкими матросами, команда заперта в трюме, а Швагер беседовал в кают-компании с пассажиром Бертеньевым и капитаном судна по фамилии Свенсон.
Настроение у морского волка было великолепное. Его только несколько озадачивал тот факт, что из-за какого-то альбома с марками пришлось тащиться из теплого порта в весьма неспокойное Балтийское море. Ну, да начальству виднее.
— Ну с, уважаемый пленник, — с некоторой театральностью произнес Вальтер. — Показывайте мне, какие тут марки у вас самые ценные?
Капитан Свенсон сидел в углу на самом краешке стула и дрожал. Он много плавал и прекрасно понимал, что напав на нейтральное судно, немцы обязательно его потопят, убив всех, что бы замести следы.
Вениамин Андреевич напротив был словоохотлив, быстро взял в руки альбом, достал из него старый конверт и, вытащив две марки, протянул их офицеру.
— Вот эти. Они самые ценные, они стоят целого состояния, — произнёс он на хорошем немецком. — Надеюсь, мое сотрудничество с представителем германских войск будет зачтено?
Швагер повертел невзрачные марки в руках, ухмыльнулся и призвал на помощь сидевшего в углу капитана.
— Старина, ну-ка гляньте сюда. Как, по-вашему, эти клочки бумаги, с каким — то чудищем, могут стоять бешеных денег или наш уважаемый путешественник несколько преувеличивает?
Свенсон ничего не понимал в марках, но машинально взял их в руки и поднес на свет к иллюминатору… Через несколько секунд жизнь всех троих оборвалась.
Когда, спустя час, обеспокоенный полной тишиной, в кают- компанию заглянул помощник капитана немецкой субмарины Отто Лееман, он увидел три трупа и клочок бумаги, валявшейся на полу. Соблюдая морской закон о чистоте, он поднял бумагу и тут же упал на нее.
Немецкие матросы не стали ничего поднимать и исследовать, они просто потопили корабль с запертыми в трюме матросами и отбыли восвояси в родной Фатерлянд. Дотошный немецкий доктор, исследовав трупы командира подлодки и его помощника, не нашел никаких следов отравления и записал в отчете, что русский банкир Бартемьев применил к господам офицерам неизвестное науке смертельное средство, при этом и сам погиб по неосторожности. Шеф разведки, господин Николай, поставил на бумаге гриф «Совершенно секретно» и сдал дело в архив.
Глава 39.
После телесного общения с Меркурием, старый Казимир заболел. Не для его возраста оказалось заниматься рукопашным боем. Каторга брала свое. Медея приглашала лучших врачей, конечно из тех которые остались в городе, а не отбыли на фронт, по зову сердца. Врачи приходили, брали немалые гонорары, но улучшение не наступало. Дела в Ювелирном доме Давоянов шли неважно. Благодаря решительным действиям Рубена банкротства удалось избежать, но продажи падали с каждым днем. Война мешала экспорту готовых изделий и импорту сырья. Многие хорошие специалисты-ювелиры были призваны в армию и отбыли на фронт. Таяли накопленные сбережения семьи Олдман-Крулевских.
Медея находилась на грани отчаяния: если бы был жив Джон, он бы вылечил отца, найдя нужные лекарства. Наконец, в отчаянии, она обратилась к журналисту Гарри Идену с тем, что бы он помог найти английского врача. На соотечественников у нее надежды уже не было. И Иден помог. Через несколько дней он приехал в дом Медеи со шведским судовым врачом Кегельсоном. Врач осмотрел больного и выписал рецепт. Самое удивительное, что судовой врач не потребовал с нее денег, заявив, что друзья Гарри – его друзья, а с друзей он денег не берет, тем более, что когда-то давно он встречался с Джоном Олдманом и помочь его вдове — большая честь.
Сразу после ухода мужчин, Медея завела «Руссо – Балт», что делала в последнее время крайне редко — бензина в Петрограде или не было совсем, или он стоил баснословно дорого, и принялась объезжать все известные ей аптеки.
Но везде ее ожидало полное разочарование. Не то, что бы такого лекарства у них не было, о нем просто никто ничего не слышал.
Наконец, в одной небольшой аптеке в конце Васильевского острова старый провизор–еврей пояснил женщине, что такое лекарство можно найти только в Англии, а поскольку сейчас война, то выписать его оттуда никак не можно.
Почти истратив все горючее, Медея доехала до Английского клуба. Не смотря на ее прекрасное английское произношение и документы на имя Олдман, в клуб ее так и не пустили.
— Нет мадам, только в качестве гостя и с сопровождающим. И вообще дамы в этом здании, увы, не приветствуются, — ответил вышколенный лакей. Однако, после долгих уговоров, подкрепленных хорошей купюрой, он, наконец, согласился сходить и пригласить Гарри Идена.
Журналист выслушал рассказ женщины о ее мытарствах в поисках лекарства, с сожалением объяснил, что в ближайшее время домой на родину не собирается, но вот господин Кейбелл вполне возможно.
— Знаете ли, война войной, а бизнес, как говориться, по расписанию. Тем более, что наши страны союзницы.
На следующий день Медея встретилась с Джеймсом Кейбелом. Тот, после долгих уговоров, согласился привезти лекарство, при этом посетовал, что ему придется изменить традиционный маршрут и ехать через нейтральную Швецию и княжество Финляндское, что резко увеличивает траты на дорогу.
— Что поделаешь, уважаемая госпожа Олдман, война, — констатировал торговец и произнес сумму, в которую должны обойтись его услуги по покупке и доставке нужного лекарства. Она была просто огромна. У женщины перехватило дух.
Всю ночь Медея не спала: расхаживая по дому, звонила Рубену, просила денег, он обещал помочь. Но даже для него сумма была более чем весомая.
Неожиданно, рано утром приехали Кейбелл и Гарри.
После утреннего чая торговец начал разговор без предисловия.
— Дорогая Медея, я догадываюсь, что у вас, наверняка, остались хотя бы две марки из славного города Т. А потому, не буду ходить вокруг да около и предлагаю ченчь: два Левиафана в обмен на лекарство для вашего батюшки. Согласитесь, что маленькие бумажки стоят здоровья, а может быть и жизни дорого вам человека. Более того, я предлагаю отдать мне сейчас всего одну марку, а вторую только тогда, когда лекарство прибудет в Петроград. Соглашайтесь, и не надо говорить, что марок у вас нет. Они наверняка есть.
Медея сидела молча, мозг ее напряженно работал — она не выполнила последнюю волю мужа и не уничтожила лист с марками. Она его наследница, марки по праву ее, ну, и дочки, конечно. А для них сейчас самое главное спасти отца и деда. И она решилась.
— Марки не здесь, вечером я передам вам одну у входа в Английский клуб. Только уезжайте скорее. Я так же напишу инструкцию, как с ними обращаться. Нарушите ее – погибните. А сейчас, господа, оставьте меня одну.
Закрыв за гостями дверь, Медея не выдержала, уселась на диван и разрыдалась.
Аннушка подошла тихо, не заметно. Она стояла возле плачущей матери ничего не спрашивала, только гладила ее по голове, где уже стали появляться первые седые волосы.
