Глава 40.
Майк Иден был безмерно счастлив. Наконец, он заполучит хоть одну, а даст Всевышний, и две эти таинственные марки.
Кейбелл уже в пути. На этот раз никаких морских путешествий, только посуху. Ну, как посуху: Англия — остров и сюда можно только приплыть, но ему разработали путь через Финляндию, Норвегию, что бы в море находиться минимум времени. В Осло его будет ждать быстроходная шхуна, которая и доставит путешественника в Лондон. Лекарство для Казимира Крулевского уже готово и ждет своего часа. Лекарство, надо сказать, тоже не из дешевых, но марка того стоит. Обладать таким уникальным оружием может только подданный британской короны. Надо придумать, как подсунуть марку Вильгельму II и тогда войне конец. Или нет, ее надо переправить в Индию, там есть уж больно самостоятельный махараджа. Вот от кого надо избавиться в первую очередь, а уже вторую марку потратить на Германию. Ох, надо идти к начальству. Реджинальд Холл страсть, как не любит, когда подчиненные опаздывают с докладом, а мне еще и денег попросить надо. За все приходится платить, и весьма дорого.
Реджинальд Холл внимательно выслушал своего подчиненного, усмехнулся в отношении запрашиваемой суммы денег, однако обещал подумать. Решительно отклонил идею о передаче марки в коллекцию Вильгельма II, как практически не выполнимую, а вот в отношении Индийских бунтовщиков попросил подготовить подробный план. Еще раз попросил пересказать историю смерти Джона Олдмана, оставил у себя всю папку по марке с Левиафаном и отпустил вспотевшего Майка восвояси.
Спустя несколько дней Кейбелл благополучно прибыл в Англию, а еще через несколько месяцев в жемчужине английской короны, далекой Индии, в городе Бомбее, при загадочных обстоятельствах погиб Хап Баял — один из создателей Индийского национального конгресса. Трупп его нашли в номере отеля, прибывшие английские медики констатировали смерть от апоплектического удара.
Глава 41.
Наступил холодный декабрь 1916 года. Морозы стояли жуткие. На фронте дела шли все хуже и хуже. Солдаты дезертировали целыми полками. Многие, добравшись до Петрограда, бесцельно слонялись по городу, занимаясь грабежами и пьянством.
Медея заняла денег и Рубена, уволила Анастасию, выплатив все, что ей причиталось, дав еще немного денег на дорогу домой. Содержать прислугу ей было уже не по карману.
Ювелирные магазины Давояна практически не работали, гранильные мастерские уже давно были закрыты. Уныние и страх охватили женщину. Старый Казимир лежал целыми днями, почти не вставая. Медея теперь почти ежедневно ходила к Английскому клубу в надежде получить хоть какую-то весточку о сроках приезда Кейбелла.
Наконец, английский торговец приехал. Он привез столь необходимое лекарство и заполучил вторую марку с Левиафаном. В свою очередь, Гарри Иден вручил ему подорожную до Женевы, где ему надлежало связаться с представителем дома Вильгельма II и продать марку в коллекцию главы Германской империи.
Изрядно набравшись в Английском клубе, Кейбелл поймал извозчика и велел везти себя на окраину города, где и снимал приличные апартаменты. Ему осточертела война, ему осточертели постоянные разъезды, ему осточертела голодная Россия с ее бесконечными войнами и революциями. Ему хотелось спать, спать и спать… Затем добраться, наконец, до теплой и уютной Швейцарии, продать эту чертову марку, забрать себе приличные комиссионные и осесть там до конца этой жуткой войны. С этими мыслями торговец задремал.
Его разбудил удар в лицо. Возницы видно не было, зато хорошо были различимы две пьяные физиономии в солдатских шинелях.
— Так, ваше благородь, ссымай шубейку-то, — пробасил один, дыша сивушным перегаром прямо в лицо англичанина. А второй незатейливо, без всяких слов, полез к купцу за пазуху, нащупывая там бумажник.
Кейбелл был не из робкого десятка, тем более, когда находился в хорошем подпитии. Зажав одной рукой руку солдата, второй рукой торговец выхватил маленький браунинг, но выстрелить в нападавших не успел. Сильный удар в висок второго солдата сломил его волю к сопротивлению надолго.
— Ты посмотри, какая буржуйская гнида. Еще и палить собрался. А ну, давай его в прорубь.
Солдаты подхватили тело обмякшего Кейбелла под руки и потащили к Неве. Сняв с него шубу и обшарив карманы, они нашли деньги и конверт с маркой. Покрутив ее и так и этак, они бросили ее в воду, а затем туда же бросили и Кейбелла.
До берега дезертиры так и не дошли. Утром дворник-татарин обнаружил тела двух окоченевших людей в солдатских шинелях.
— Надо же, ведь и сухой закон ввели, а все едино, находят пакость этакую и упиваются в усмерть, — пробормотал дворник и пошагал за городовым.
Тело английского торговца, так никогда и не было найдено.
Глава 42.
От приема заграничного лекарства Казимиру Крулевскому стало лучше. Медея смогла раздобыть немного дров и муки. Через некоторое время вся семья собралась у камина и пила чай с пирогами.
— Хорошо как, — прошептала Аннушка. — Вроде бы и войны нет, тихо.
— Дорогие мои, — каким-то незнакомо-хриплым, уставшим голосом произнес Казимир. — Вы как хотите, а мне надо ехать на Кавказ. Я должен повидать могилу моей żona Софико. Очень надо, понимаете? Обязательно! Мне бы очень хотелось, что бы мы поехали все вместе, но если не получится, я поеду один.
Наступила тишина, только поленья потрескивали в камине. Вдруг Аннушка бросилась к нему и обняла.
— Деда, возьми меня с собой. Я тоже хочу на Кавказ.
— И я, — тихо ответила Медея. — Раз так надо, все поедем.
На следующее утро, как всегда рано к ним заявился Рубен.
Узнав новость, что все собираются ехать на Кавказ, ни сколько не удивился и предложил:
— Если неделю, другую подождете, и я с вами. Надо наши дела в Иране налаживать. Там еще помнят, что такое хорошие украшения, да и денег у персов много.
Долго, очень долго добирались они до города Т. Поезда почти не ходили, всюду царствовала разруха, эшелоны с военными грузами стояли прямо на магистральных путях, мешая движению всех остальных поездов. Люди с мешками осаждали любой поезд, двигавшийся в сторону Юга. Новый год встречали где-то под Ростовом — поезд несколько дней стоял в бескрайней замершей степи. Холодный ветер гонял поземку, рельсы почти занесло, и постоянно матерящийся машинист уговаривал пассажиров принять участие в их расчистке.
Только в начале весны удалось добраться до места. Здесь и узнали, что в России царя уже нет, а есть какое-то Временное правительство. Кое- как обустроившись, все вместе отправились на местное кладбище.
Могилы Софико и ее родителей были в относительном порядке. Создавалось впечатление, что за ними кто-то ухаживал, но пару лет назад прекратил. Все остальные, рядом расположенные могилы, заросли очень сильно их почти не было видно из-за густой травы. Только одна могила какого-то художника Андрея Морова так же была несколько обихожена. Поодаль появилась новая могила бывшего почтмейстера города Т Арсения Николаевича Ягодина. Старый Казимир постоял возле нее, сняв свою любимую кепку, а потом тихо произнес:
— Дочка, мне осталось совсем чуть-чуть. Я это точно знаю. Родную Польшу я уже никогда не увижу. Обещай мне, что похоронишь меня рядом с моими родными. Ксенза здесь не найти, поэтому пусть все будет по православному обычаю. Я думаю, что всевышний в обиде не будет. Я очень долго жил в этой стране и стал почти православным.
— Что ты такое говоришь? — возмутилась Медея. — Мы еще долго будем жить все вместе и счастливо. Война скоро закончится, ты еще увидишь свою Варшаву.
— Не спорь с отцом, — как-то, не характерно для себя, резко ответил Казимир. — Я чувствую, что до следующей зимы недотяну. Я прожил долгую жизнь и сделал одну главную ошибку — нельзя менять семью на политику. Прости меня, Софико, я виноват перед тобой. А сейчас все за работу: давайте сделаем так, что бы могилы всех здесь лежащих, близких и не очень нам людей, были подобающими.
И сам первый принялся выкорчевывать сорную траву.
Целый день, они трудились на этом пятачке кладбища.
— Интересно, кем был этот художник? — спросила Медея. – Как занесло его в эти края и кто ухаживал за его могилой? Ты не знаешь? — обратилась она с вопросом к отцу.
— Нет, — тихо ответил старый Казимир. — Но подозреваю, что для семьи Асатиани он был не совсем посторонним человеком.
Возвращались уже затемно. Огней в городе практически не было, война сказывалась и здесь. Только в порту кипела работа, но и в порт кораблей стало приходить несравненно меньше, чем в прошлые годы.
Аннушка, с дедом шли позади, держась друг за друга.
— Эх, сейчас бы сюда наш «Руссо-Балт», — канючила девушка.
— Аня, ты же знаешь, если бы мы его не продали, нам просто не на что было бы ехать сюда, — ответила Медея. — Посмотри на деда, у него ноги, не чета, твоим, а идет себе и не ноет.
На следующий день Рубен собрался в дорогу. Его путь лежал в Тегеран. Медеи жаль было с ним расставаться. Она своим женским сердцем чувствовала, что расставание это будет долгим, если не бесконечным. Женщина обняла его, слезы предательски полились из глаз.
— Ну, ну, Медея, — успокаивал ее Рубен. — Все образуется. Я, как смогу, дам тебе знать и затем переедете ко мне. Вот только не знаю – куда? Бог дает испытания каждому по его силам, а ты у меня сильная!
— Рубен, мне лекарство нужно для отца, — тихо прошептала Медея прямо в ухо Рубена, что б стоящий поодаль Казимир не услышал. — Очень дорогое, поможешь?
— Конечно помогу, вот только не знаю, смогу ли я его раздобыть в Иране? Там много англичан, через них попробую. Ну, давай прощаться, мне пора.
