Глава 49.
Медея и Аннушка собирались в дорогу. В консульстве сказали, что английское торговое судно должно прибыть в столицу независимой Финляндской Республики в конце месяца, в Петроград оно заходить не будет. Но через неделю из Петрограда отбудет грузопассажирский корабль «Санрайз», который зайдет в Хельсинки и проследует далее на Стокгольм. Консульство оплатит проезд госпоже Олдман и ее дочери до Лондона, но вот проживание в Финляндии они должны оплачивать сами.
Медея испытывала двоякое чувство. Она — русская, хотя найти в ней хоть каплю русской крови, не возможно; она вдова подданного английской короны, но ни разу в этой стране не была. Ее отец отдал жизнь за независимость Польши и вот Польша независимая республика, а она, дочь Казимира Крулевского, не испытывает от этого никакого восторга. Наоборот, где-то в глубине души считает, что ее Россия отдала какую-то часть себя.
Через несколько дней она навсегда покинет эту огромную страну. Где-то там далеко у нее есть дом ее мужа и, наверняка, есть дальние родственники. Надо будет обустраиваться на новом месте. Аннушке необходимо будет учиться, получить хорошее образование. Из ценностей у нее осталось только две марки, но возможно Рубен уже в Финляндии и он поможет своему партнеру на первых порах. Конечно, если будет чем. В Хельсинки еще живет и мадам Грошольц. Вот кому бы она с удовольствием подсунула марку с Левиафаном, но никогда не сделает этого. Она даже не может чем-либо отблагодарить Анастасию, за то, что она приютила их с дочкой в их собственном доме.
Кого она хочет навестить напоследок? Пожалуй, что никого. Все ее друзья и сослуживцы куда-то исчезли, магазины и ювелирные мастерские национализированы новой властью. Как не старался Рубен Давоян, пришедшие, в том числе и на его деньги, к власти товарищи марксисты исключения не сделали, отобрали все подчистую. Кто теперь будет развивать ювелирное искусство? Появятся ли у большевиков мастера граверы, гранильшики, мастера-ювелиры, о которых знает весь мир? Может быть, и появятся, но очень не скоро, потому, что кольца, серьги, колье и браслеты покупают только сытые люди, уверенные в том, что они будут сытыми и завтра и после завтра, и всегда. А пока такой уверенности нет, нет и рынка для нашей продукции. Но ведь и у большевиков есть начальники и большие начальники, а у всех этих начальников есть жены, любовницы и дочери, которые любят бриллианты и изумруды. И еще можно делать изделия на экспорт. Карл Маркс, вроде бы, торговать не запрещал. Так что, скорее всего, наши мастерские откроются. Вот только откуда они возьмут сырье? Ну, раз они взяли власть, то решат и проблему с сырьем… Но уже без Медеи Олдман-Крулевской.
Глава 50.
С опозданием на девятнадцать часов пароход «Санрайс» добрался- таки до Петербурга. На пристани его ожидала разноголосая толпа счастливчиков, получивших заветное разрешение от новой власти покинуть собственную Родину.
Тюки, баулы, чемоданы и коробки постоянно перемещались с одного места на другое. Люди теряли в толпе друг друга, истошно кричали и напирали на трап, доступ к которому преграждали бравые матросы, исполняя разом обязанности пограничного контроля и таможенной службы.
Медея с Аннушкой жались друг к другу, пытаясь согреться на пронизывающем балтийском ветру. Вещей у них практически никаких не было, только небольшая сумочка, да узелок с пожитками. Наконец, толпа кое-как образумилась и посадка на корабль началась. Матросы, обыскивали всех: ни сколько не смущаясь, шарили у женщин за пазухой; лапали и щупали, при этом с хохотом отбирая любую понравившуюся вещь. Особенно выделялся высоченный матрос Иван Подбородько. Силы у него было, хоть отбавляй, поэтому всех недовольных он просто поднимал над собой и, гогоча, бросал назад в напиравшую толпу. Рядом с матросами стояли мешки, в которые летели женские украшения, собольи шапки и шубы, какие-то статуэтки и даже книги. Наконец, очередь дошла и до Медеи с Аней. Быстро вывалив содержимое дамской сумочки прямо на землю, матроса Подбородько заинтересовал только тонкий конверт.
— Что там, валюта? — полюбопытствовал он.
— Марки, — еле слышно и холодея от ужаса, ответила Медея.
Матрос наклонился, поднял конверт, вытащил листок с двумя марками.
— Наверное, ценные, — вертя в руках Левиафанов, сказал Матрос. -Ладно, дамочка, я сегодня добрый, с народом надо делиться: одну тебе, одну рабочему классу, — и, разорвав лист пополам, протянул вторую марку Медеи.
Женщина была в полуобморочном состоянии, поэтому машинально взяла марку рукой, перчаток у нее не было, и просто положила в карман. Вторая марка отправилась в карман матроса.
— Покажу нашему комиссару, он мужик башковитый, враз оценит эту бумажку.
Пароход дал гудок и отчалил. Мать и дочь стояли на корме и смотрели на уплывающий огромный город. Рука, в которой побывала марка, начала понемногу болеть.
Матрос Иван Подбородько, закончив свою тяжелую работу, как и все, взвалил на спину мешок с отобранным у буржуев добром и двинулся в сторону портовой конторы. Пройдя несколько метров по деревянному мосту, вдруг неожиданно закачался и полетел вместе с мешком в темную воду Финского залива.
Глава 51.
В каюте корабля, рассчитанной на 4-х человек, разместилось человек двадцать. Англичане умели делать деньги на горе людей, вынужденных покидать свою страну. Медея и Аня кое-как разместились в углу у стенки. Спать в такой тесноте и духоте было не возможно, выйти на палубу на пронизывающий ветер, значит потерять и этот заветный кусочек каюты.
— Мама, — тихо проговорила дочь. — Ты прости меня, пожалуйста.
Она гладила руку матери, которая совсем онемела, но при этом продолжала болеть.
— Ты взяла эту проклятую марку голой рукой. Значит, ты скоро умрешь?
— Я тоже об этом думаю, — ответила Медея.
— Мне кажется, что я не умру, вернее, умру конечно, но не сейчас. Понимаешь, дочь, твоя бабушка Софико когда колдовала над этими Левиафанами. Она никого не хотела убивать, она хотела только проучить кого-то, кто сильно ее обидел. Но она не рассчитала силы своего заклинания и на свет появились марки-чудовища. Но и они тоже на различных людей действуют по разному: одних убивают почти мгновенно, других через какой-то промежуток времени, третьи от соприкосновения с ними, только сильно болеют. Природа этого заклинания очень древняя, но твой дед не зря назвал меня Медеей, в честь дочери колхидского царя Ээта, жрицы самой богиниГекаты. Я думаю, мое имя мне поможет и еще, самое главное. Ты, конечно, у меня уже взрослая. Почти опираешься на крыло, но из гнезда еще не вылетела. Значит, тебе нужна опека матери, и пока эта опека тебе нужна, я буду жить.
— Мама, — со слезами на глазах промолвила Аннушка. — Ты мне всегда будешь нужна. Значит, ты будешь жить вечно.
— Так не бывает.
Медея гладила здоровой рукой волосы дочери и продолжала:
— Всему в этом мире приходит конец. Но мы с тобой еще будем счастливы и я, даст Бог, увижу свою внучку.
— Почему внучку? — вытирая слезы и уже улыбаясь, спросила Аннушка.
— А потому, дорогая, что гены рода Асатиани сильнее всех остальных и наша тайна передается только по женской линии. Так что, у тебя будет девочка, это обязательно. Ну, и мальчик, наверное, тоже.
Девушка успокоилась и задремала на плече матери. Народ в каюте тоже кое-как угомонился. Тяжело и натужно ухали поршни в двигателях перегруженного корабля. Те, кто не спал, думали, какая жизнь их ждет теперь в чужих краях? Как они проглядели рождение гигантского Левиафана, который теперь пожирает и чужих и своих? А тех, кто сумел проскочить мимо его мерзкой пасти, он взял да и вышвырнул своим огромным хвостом куда-то в другие далекие страны, где возможно есть свои местные Левиафаны. Дай Бог, что бы не такие злобные и ужасные, как бывшие и настоящие российские.
