* * *
Плоть свою не сбросишь, как вериги.
В память вряд ли рухнешь, как в снега.
Истины не заключают книги,
Как звезду не сможет сжать рука.
Дальше дамбы не пойдёшь, иль церкви,
Где коровьи лбы людей претят.
Плоть не разорвать, как могут цепи
Циркачи – потеха для ребят.
Ветви тополей в закатном свете
Что кораллы. Воздух, как вода.
Красота ясна. В её букете
Есть ли правда? выдохни – О да…
Так ребёнок нежный шарик звука
Выдаст, не умея говорить.
Жизни сила, красота и мука
Не дают спокойно, просто жить.
* * *
Порою я во сне бываю
В той коммуналке, где я жил.
И сном действительность смываю,
В какой изрядно наследил.
Все двери в коммуналке – настежь,
Хоть в ту, хоть в эту заходи.
Я громкий шёпот слышу: Настя ж
Змею пригрела на груди.
Слепят обои белизною,
Коричнев продранный диван.
Вся мебель кажется чудною –
Как будто в комнатах туман.
Уютно ль было в коммуналке,
Не знаю я, проснувшись вдруг, —
Растерянный, довольно жалкий
И свой лелеющий испуг…
ПОДВОДНЫЙ МИР
Начинка толщи вод –
Кораллы, рыбы,
Моллюски, их изгибы,
Актиния цветёт.
Сады, костры, огни –
Всё выпукло и немо.
А эти хризантемы –
Что под водой они
Забыли – тут?
Сиреневые кольца
С присосками растут.
Охоты всякой польза
Понятна, правда, спрут?
Подводный мох. И риф
Коралловый белеет,
Приемля стайку рыб
Бесстрастно – как умеет.
Мир совершенный – ты ль
Предстал на самом деле?
Понятна еле-еле
Сияющая быль,
Что много краше грёз,
Цветастей радуг.
Растенья вроде пагод,
Ежи, мерцанье звёзд.
Зияющая щель,
Края даны неровно.
Нет под водой углов, но
Всё плавно. Мель?
Обман скалы? Она
Мощней церковной догмы.
А может, форма сна
И нарушенье нормы
Подводный тот
Мир тишины цветастой?
Нет, сам собой живёт,
И, с космосом согласный,
Едва ли он зовёт
Участвовать в подобной,
Весьма подробной
Чудесной жизни нас –
Достаточно опасных.
Мерцает чей-то глаз
Из дебрей нежно-красных.
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
Безвестным ляжешь ты в могилу,
Ко праху прахом ты уйдёшь.
Свою недюжинную силу
Другим защитой отдаёшь.
Тебя терзали вши жестоко,
И штык смертельно протыкал.
Летели пули, и потоком
Влекли тебя в слепой провал.
Ворчала яма земляная –
Мне эта ноша тяжела,
Себя солдатами питая,
Я становлюсь чрезмерно зла.
А через небо, через сито
Просеян был осенний дождь,
Тревожил землю деловито.
Солдат, оторванный от быта, —
Ты чистым бытием живёшь.
Тебя привязывает храбрость
Ремнём к твоей же смерти, брат.
Ты подвигом не будешь хвастать
Потом, коль выживешь, солдат.
Твои друзья в земле лежат.
Твои враги в земле лежат.
Не сосчитать дегтярных дат.
Течёт, мерцая золотисто,
Над нами небо, как река.
Необходимо очень быстро
Ввести реальность в берега –
В брега добра и милосердья.
Задача нам не по зубам.
Опять военное веселье,
Опять ложиться в землю нам.
И лапы яви мнут, как глину,
Рожденья дни и дни смертей.
И мозг не выяснил картину
Действительности купной, всей –
Ничей не выяснил, ничей.
И грех, как сладкую малину,
Мы любим в слепоте своей.
И на разрыв с великой твердью
Толкает нас веками ад.
И наступившему столетью
Созвездья чёрные грозят.
Пока сражается со смертью
Почти поверженный солдат.
КУВШИНКИ
Кувшинки на воде лежат
Как на столешнице предметы.
Кувшинки впитывают лето,
И пышным цветом тешат взгляд.
Из алебастра что ль цветы,
Что нам даны для обозренья?
Размером ли стихотворенья
Шаг водомерки видишь ты?
Кувшинки скользкий стебель не
Увижу я – он вглубь уходит.
Ведь у природы тьма угодий,
Какие будут не по мне.
Дно. Холод. Верно — вязкий ил,
Его пласты идут холмами,
Неочевидными нам с вами.
К цветку…окурок что ль подплыл?
Ты с берега не разберёшь –
Быть может щепка? Страх Господень!
Да что в мозгу творится? годен
На что ты сам, коль так живёшь?
Так – в суете и спешке, сам
Коростами забот покрытый!
Мир водный – тихий, стекловидный…
Кувшинок нежный, белый сад…
ЖИЗНЬ ДАЧНАЯ
Пальцы сумерек веранду тронут,
Скарб её ощупают слегка.
Розы смотрят, постигая то вот,
Чем людская жизнь полна. Рука
Держит шланг, вода же – еле-еле.
-Санька, посильнее дай напор!
Мишка рвёт укроп. Истома в теле.
Зелень заполняет каждый взор.
-Где накрыть? — На воздухе, Тамара!
Вилки, ложки, пыльная бутыль.
-Ну, скорей! Котлеты с пыла с жара.
Жестяная ванна. Ты ли, ты ль
В домике была когда-то? Ныне
На участке. Моют руки в ней.
Стол как сочетанье пёстрых линий.
Помидоры огурцов нежней.
Лук, чеснок, укроп, редис отменный,
От картошки – беловатый пар.
Дачной очарованы вселенной
Все – и мал и стар. Дед очень стар.
Во главе стола сидит и стопку
Держит крепко. – Ну, Виталий, блеск!
-Самогону предпочту я водку.
А вокруг — садовый пышный лес.
Тут шесть соток. Яблони и сливы,
Груши и малинник. – Эдуард,
Заходи скорей! – И перспективы
Выпивки легко дают азарт.
И цикадный хор наполнит воздух.
За столом сидят шесть человек.
Дан людской разнообразно возраст.
Мерно завершается четверг.
Дачное житьё. Ржавеет лейка,
И стоит под вишнями бильярд.
А под клёном — синяя скамейка.
-Том, а сколько это будет – ярд?
Жизнь густа. Садовые работы
Вечер завершит – такая власть.
Жизнь дарует образы свободы –
Дышит ею летний дачный пласт.
* * *
— Цыганка! ты гадать умеешь?
Я крикнул. – Да. – Так погадай!
Моргнула: Денежки имеешь?
Горсть мелочи хотя бы дай.
Я выгреб из кармана мелочь,
Чертёж ладони смяв едва ль.
Что кислотой проела зрелость
Мой бедный мозг – уже деталь.
Ты прежде смерти умираешь
Уже невесть который раз.
А после снова в жизнь вступаешь.
Но мёртвым ты живёшь сейчас.
Но не отчаивайся – снова
Увидишь золотистый свет.
— Когда ж умру? – спросил, готовый
К ответу. Прозвучал ответ:
Не скоро. Долго ты по свету
Бродить обязан. Так и знай.
Зачем цыганку встретил эту?
Зачем просил её – гадай?
И без её ответа знаю
Дорогу наизусть свою.
И, ощущая, умираю
Я только жизнь и свет пою.
СЛОМАННАЯ КУКЛА
Я сломанная кукла,
Валяюсь у окна.
Душа тоской набухла,
Вода тоски черна.
Играли мной когда-то,
Замучили потом.
Всем жизнь была богата,
Но только не добром.
Разорваны одежды,
И сломан механизм.
И все мои надежды
Распотрошила жизнь.
Ах, кукольная доля –
Немотный монолог.
Ребёнка злая воля
Подводит мой итог.
Что из окна мне видно?
Мелькающая жизнь –
Быть вне её обидно:
Ни радостей, ни тризн.
Грядущее условно,
Былого просто нет.
В окно ползёт неровно,
Клоками зыбкий свет.
Я сломанная кукла,
Валяюсь у окна.
И мной сплошная мука
Теперь воплощена.
ВОЛШЕБНЫЙ МОЙ КИНЕМАТОГРАФ
Волшебный мой кинематограф!
Линяют мерно небеса.
Своей фантазии биограф,
Гляжу на мир во все глаза.
Нет, в кинозал уже не стоит,
Поскольку вырос, заходить.
Предложит тысячи историй
Мне старый двор – их не забыть.
Волшебный мой кинематограф!
Проехал, прозвенев, трамвай.
И звёзды разронял пантограф
Скорее, зритель, собирай.
Всегда с потёмками в союзе
Ноябрьский норов бытия.
Зачем же обращаться к музе,
Коль жизнь поэмой слышу я?
И всё ж, хорош кинематограф,
Пускай в разрывах шаровых.
Соседний дом даёт иероглиф
Набором окон световых.
Свет побеждающий приемлю.
Не верю я, что темнота
Проглотит все мечты и землю,
Раз есть над нами высота.
БУРИДАНОВ ОСЁЛ
Сквозь кожу сгнившую торчат
Белея — с мясом чёрным – рёбра.
Тут нерешительность, как кобра
Ужалила – смертельный яд.
И рядом две копны гниют.
Душистым было это сено
И очень вкусным несомненно.
Да выбор – слишком сложный труд.
Не так ли человек порой
Меж двух возможностей потерян?
Для хода правильного – зелен,
И выбор делает дурной.
ПАРК СТАРОСТИ
Парк старости своеобразен –
Воспоминаний гнутся ветки,
Хрустят, ломаются они.
Идти не просто – это разве
Помеха путь продолжить? Верно:
Коль свет струится, есть и дни.
Парк старости, богатый мхами
И опыта и тишины,
Не все узнают, что понятно.
Мне издали вчера махали
Флажками дни… Ушли они.
Я в парк вхожу. Нельзя обратно.
* * *
…а чтоб стихи взошли лучами,
Ты сеешь в душу грусть и боль.
И осень жадными очами
Глядит, как ты играешь роль.
Стремясь постигнуть тайны тверди,
С трудом одолеваешь дни.
Стихи с тобой. До самой смерти.
И душу жарко жгут они.
Но чтоб стихи взошли пшеницей,
В себя, как в почву, сеешь боль –
Чтоб всходам радостью лучиться,
Меняя к лучшему юдоль.
