Андрей болезненно охнул, пытаясь коленом подтолкнуть тело вперед. Сразу впились множество игл. Дрыгнул ногой, пошевелил рукой, головой – иголки выросли размером в спицу, пронзая насквозь.
Пусть болит, пусть – боль рождает злость! Злость притупляет боль! Доползу и убью – такая вот логика. Умна, говоришь, ведьма, голова, да дураку досталась, ну-ну…
Доползти бы только до кровати. А там!.. Что она там верещала: умри сегодня ты, а завтра я? Вот сегодня ты и умрешь!
— Попей, попей водички-то в последний раз! – буркнул себе под нос, снова увидев кружку в старческих руках.
С метр прополз, устал, изнемог. Прикрыл глаза – уснуть бы, да боль не дает. В кровати-то хорошо лежал – куда, дурак, полез? Видно, судьба.
Толкнулся еще вперед и опять надолго затих.
— Какая нелегкая тебя тащит? Видно и впрямь башку придется разбить, — ворчала по-домашнему, однотонно, словно бы на ребенка малого, бабка старая. Но уловка не удалась – Андрей по каким-то еле заметным оттенкам в голосе почуял в ней страх. Жди, старая – идет возмездие.
Превозмогая боль, потихоньку двигался. Точила мыслишка – доползу до кровати, и силы-то кончатся, а бабка меня кружкой-то, кружкой… ухайдакает, как сказала.
Сладостно думать о том, как он топором ее… но боль отравляла хорошие думы.
У-у, плесень, все равно доберусь! Или она до меня…
Злые, шалые думы наползают на сладостные мечты. Чехарда в голове у Андрея. Страх его разбирает и ненависть. Вот он двигается, гоняя по телу боль, как воду в корыте, а тело ни с места.
Тварь! Поганка! Колдунья проклятая! Пригвоздила к полу…
— А-а-а!.. – забился в страшных судорогах парень, и голос сделался тонким. – А-а-а!… – уже без слов с отчаянием и обреченностью голосил он в избушке.
Когда отошел от конвульсий и притерпелся к боли неожиданно для себя взмолился:
— Боженька! Ты ведь добрый! Так помоги мне бабку прикончить… Ну, чего тебе стоит утихомирить боль?
Потом почувствовал, уразумел — нет у него никакого права на такую просьбу. Замолк, в душе проклиная себя.
Всевышний, должно быть, смотрел Голубой Огонек на канале «Россия», и никакого дела ему не было до тех, кто затеял поединок в малухе.
Слушал Андрей, слушал, как поздравляют страну артисты и понял — Христос ему нынче не помощник. А вот за бабку-ведьму, должно быть, горой стоит Сатана. Старая вон пьет да пьет, опорожняя кружку, будто готовит пушку к стрельбе, а у него во рту и горле сухость. Несколько раз еще попытался толкнуть тело вперед, но ноги скользили, руки подламывались – только боль держалась намертво.
Надолго притих.
Когда очнулся, не почувствовал тела, ничего не почувствовал кроме боли. Даже сердце, в груди пульсируя, толкала боль, а не кровь. Шум в голове – вроде как в церкви поют. Все, час настал – закрывай глаза, руки на грудь и…
Вспомнил вдруг что-то и запричитал:
— Баба! Бабушка! Прости меня, окаянного! Про-сти-и-и! Каюсь! Каюсь! Каю-уу-усь! Подай мне руку….
— Да лежи ты на месте, сумасшедший! Взаправду загнешься ить…
Сам не зная, что делает, подгоняемый то ли страхом смерти, то ли жаждой жизни, то ли какой силой неведомой, Андрей пополз, по-змеиному извиваясь телом. Бабка кинулась ему навстречу рукой, но тут увидела и завопила:
— Топор, топор-то брось, окаянный!
И скрылась за окоем кровати.
Из-под нее шепот зловещий:
— Господи! Помог, помо-ог! Милостивец, простил! А ты, погань старая, крестись!
Андрей лежал на полу – над головою кровать, в кровати бабка. А в руке топор…
— Выгляни в окошко – дам тебе горошка.
— Иуда ты, — тоскливо отозвалась бабка. – Кукуй теперь под кроватью: сюды-то не взберешься. А сунешься, кружкой в лоб угошшу…
А ведь не взобраться – она права…
Под шум новогоднего телевидения, под шелест вьюги за окном Андрей лежал на полу под кроватью и молча рассуждал о жизни и смерти и, конечно, о себе самом. И в который раз убогий мудрец приходил в этих молчаливых рассуждениях к выводу, что великая сотворительница Природа все предусмотрела и все как всегда сделала правильно. Не замысли он убийства матери, не лишился бы сам здоровья. Не злыдничай бабка, не невестись с зеленым змием была бы сейчас, как баба Валя – чистеньким и опрятным одуванчиком Божьим, к которому тянутся дети и обожают внуки. Не воровала бы мать, не гневила Бога, и все у них было по-другому. Может быть, Лиза была жива…
Лежа под кроватью, так думал Андрей, до помутнения рассудка истомленный болью. А в кровати давно свихнувшаяся его бабка умирала со страху, гадая с какой стороны вздыбится и опустится на нее топор.
Впрочем, не было этого ничего.
3
После случая с Булкиной было достаточно времени подумать о сути и смысле жизни. Интересная получалась картина. Есть законы, да их больше стараются обойти, а не исполнять. Есть органы, призванные их охранять – да те больше на службе у власть предержащих, на остальное им наплевать. А вот чего точно нет, так это совести – ни у страны, ни у людей, ее населяющих, да и у меня, наверное, как это ни прискорбно. А нет совести, откуда же счастье?
Э, нет — говорю себе – так дело дальше не пойдет. Это для баб счастье в любви да семье, а я-то мужик – мне отвечать не только за продление рода и увеличение народонаселения. На мне — пусть это звучит пафосно — ответственность за эволюцию цивилизации на планете. Так вот и начнем с себя.
«Убей в себе раба!» — трещали газеты в достославные времена Мишки Меченного. Убил я в себе невольника? Как же! Хотя пробовал, надо признать.
Думал тогда: раб – это человек, у которого есть начальник. И решил навсегда от него избавиться – нет, не убить, конечно, а завести свое дело и ни от кого ни в чем никогда не зависеть. Неоднократно пробовал – издавал газету, продавал сантехнику, поставлял материалы на стройки, в Инете рекламой шалил…. Не пошло. Как у плохого танцора, вечно что-нибудь да мешало – то бандюки, то налоговая, то недобросовестные партнеры….
Скажите: «тяму» не хватило? Ну, может быть, если под этим считать – перестрелки с бандитами, сокрытие прибылей или работу с черным налом, проблемы психологического плана. Вообще, надо думать, частный (честный звучнее) предприниматель — это, прежде всего, человек с характером, умеющий настоять на своем, заставить других на себя работать.
Вот такой пример.
Сижу как-то в районной администрации, жду окончания аппаратного совещания, а по коридору с той же целью порхает барышня – навороченная и собой приглядная. Понятно, что все внимание ее ножкам, а в голове складывается история нашей любви на тропическом острове. Время до окончания аппаратного стрелой пролетело.
Выходят начальники – впереди самый главный. Барышня к нему – тю-тю-тю… Что уж она там просила, не знаю, только глава брови нахмурил:
— Я сказал «нет»!
И в ответ:
— Ну и козлина!
Каблучками цок-цок-цок — на выход.
Кто-то скажет – вот она истинная демократия. А по-моему разумению – хамство чистейшей воды. Плюнуть при публике в публичного человека – если в этом свобода слова демократического общества, то, на мой взгляд, это свобода скота – испражняться где хочется. Мне таким «решительным» предпринимателем Богом не дано стать, и слава Ему.
Партнеров тоже, говорят, надо выбирать с умом. Впрочем, сразу поправку вносят — там, где «бабки» шуршат, не стоит на порядочность уповать.
Такой пример.
В середине 90-х работал коммерческим заместителем председателя Увельского комитета по делам строительства и архитектуры. Время было лихое, время безденежное, а строить надо – вот и колесил я по области, оформляя предприятиям зачеты по налогам в обмен на поставку материалов. Некоторыми (материалами) приторговывал.
В ООО «Сантехлит» перепродал целый состав кварцевого песка. Потом встречаюсь с его владельцем и руководителем Черновым, он предо мной два счета кладет:
— Смотри: тот же песок, а цены разные. Который дешевле – напрямую, а подороже – через вас. Вынужден накрутить коэффициент на отпускаемую вам сантехнику.
Взял копии, говорю:
— Разберусь.
Разобрался – не наша наценка: поставщики песка накрутили нам. Звоню, пытаюсь выяснить причину ценовой дискриминации. Мне отвечают – финдиректор в отпуске, будет… Я скрупулезно записал дату. Снова звоню спустя три недели.
— Приезжай, — говорят. – Посмотрим, обсудим.
Приехал – посмотрели, переписали, уравняв цену в счетах. Ну, и в Комитете архитектуры поправили цифры. Я в Челябинск, звоню Чернову.
— Ты где? – суетится. – Стой на месте, сейчас машину пришлю.
Потом чаек-сахарок, доверительная беседа. Не влет, но понял, чего он желает – товар его нам отпущен, не хочется ему цену менять. Как строитель строителю (ну, я строитель-то еще тот) объясняет – мол, цены заложены в стоимость объекта и согласованы с заказчиком, так что никто не пострадает, а выиграть могут – он… и я рядом с ним.
Денег он мне не дал за то, что я, покривив душой, не доложился начальству о фокусах с ценами, но и совсем не забыл – подкидывал темы, на которых можно было заработать. Так, лет пять спустя (я уже в Комитете не работал, а сидел дома за компьютером и занимался продажами в Интернете), звонит и просит пособничества в реализации некоего складского помещения стоимость 2,5 миллиона рублей.
— Я, — говорю, — беру за услуги 10 % от оборота.
— Напиши три, — согласился Чернов.
Дал объявление, подключил сына – тот как раз, защитив диплом, искал работу.
Короче, через неделю в кабинете Чернова состоялся тендер – шесть соискателей бились за право купить вышеозначенный склад. Ушел он аж за четыре «лимона». Потом, правда, нашли какой-то изъян и опустили цену до трех с половиной. Сверхприбыль – один миллион рублей.
Я к Чернову:
— Где мои 10 %?
— Ты знаешь, — мнется. – Деньги я получил чистоганом и как мне 350 «штук» в «черный налик» загнать не представляю. Приезжай, договор сочиним.
Сына послал.
Ему в ООО «Сантехлит» объяснили толково, что договор на посреднические услуги предусматривает максимум вознаграждения в размере 2 % от суммы. Подписывает мой потомок бумагу на 70 тысяч.
Время идет его не рассчитывают. Я думал – «кинули».
Потом как-то Чернов сыну звонит:
— Приезжай за половиной.
Вручили пакет ему с 35 тысячами, и тут коршуном налетает тамошний финдиректор – что ты, мол, сделал, такой-сякой, чтобы такие «бабки» грабастать? Плевать на подписанный договор, плевать на устные обязательства – бабцу натурально кондрашка бьет: она совладелец предприятия. Едва мой потомок ноги унес с деньгами оттуда, потом заявил:
— За второй половиной сам поезжай.
На этом мои отношения с ООО «Сантехлит» и господином Черновым закончились.
Я так решил – если в человеке совесть есть, долг отдаст, ежели нет, то и суд не поможет. Не наскреб предприниматель Чернов совести на вторую половину. Заклеймил я его в душе самыми распоследними словами. И только после аварии и воровства Булкиной, проделав работу над ошибками жизни, понял – Чернов здесь ни причем. Даже наоборот, человек порядочный оказался: хоть что-то отдал, когда мог совсем ничего не давать и даже не подписывать договор на посреднические услуги – дело-то сделано и деньги в кармане.
Так вот, дело оказывается во мне. Если бы я не совершил профессиональное преступление (так назовем), не утаил от начальства внезапно открывшуюся сумму, то и не было бы целой цепочки коварства и подлостей, а за ними бед и несчастий. Чернов не воспылал бы ко мне любовью, не предложил свой долбанный склад, я бы не тратил нервы из-за недополученных денег и не потерял к людям доверия. ООО «Сантехлит» процветал бы, как прежде. А так, по «принципу домино», упали все, в ком совесть запачкана.
Вот что я понял. Вот о чем Булкину предостеречь хотел. Это ведь только кажется, что воровство может сойти с рук — бесследно никакое злодейство не проходит: подлость летает бумерангом. Помните это!
Кстати, о Булкиной. Встретились мы недавно вот при каких обстоятельствах.
Искал я работу – с моими дипломами в нашей округе все равно что в январе грузди. Но куда богатого конь везет, туда бедного Бог несет. Блат родственный помог устроиться на козырное место. Сын-директор пригласил кладовщиком на стройку века «Южноуральскую ГРЭС-2», где его строительная фирма ООО МП «Стройцентр» выиграла тендер на несколько объектов.
На мою хромоту:
— Всех уважай, слушай начальника — ноги там, батя, не самое главное.
И вот выпускник ЧПИ и университета марксизма с ленинизмом стал сторожем мышиным – а как еще кладовщика назовешь?
Ну что сказать? Работать можно. Склада поначалу никого не было – все инструменты, материалы расходные лежали в прорабке или в «инструменталках» у бригадиров. Народ же русский каков? Брать то, что не под замком, не воровство – стало быть, без адреналина. Или по принципу – всегда успеется.
Суета работы не захватила. Да и не было никакой суеты. Начальник в гости ходил к кураторам, то их принимал у себя. Бригадиры рыбачили. Работяги делали что-то, но чаще спали – удобств было мало: спали кому где придется, являя при этом удивительную приспособленность к окружающему быту или, вернее, отсутствию такового. Все были на окладах, включая меня.
Привыкал потихоньку – давно уже не работал в коллективе. Надо ведь общий язык найти – их понять, быть понятым. Строители – народ не простой: есть люди, которых не сразу поймешь, проймешь и раскусишь. Время подскажет – кто из ху.
Чуть в стороне огорожена и ухожена территория с тремя двухэтажными корпусами. Здесь столовая и медпункт, общежитие командировочных и конторы, где сидели умные люди, управляющие производством — контролировали его качество, подсчитывали прибыль, составляли сметы, устраивали набеги по контролю за соблюдением правил ТБ, выписывали штрафы и премии. Жили по принципу – тебе все обязаны, ты никому и ничего.
Мне, поскольку подведомственное имущество на самообслуживании, больше пропусками приходилось заниматься – объект-то режимный.
— Здравия желаю! – захожу как-то в кабинет начальника службы безопасности, предполагая, что он бывший военный и такое обращение одобряет.
Взгляд наиглавнейшего по режиму от монитора не оторвался — смотрел на него, шевеля губами, словно молился перед иконой, так и не поняв, что это в кабинете его появилось, издавая звуки. Глас мой земной не потревожил вельможного слуха.
— Извините! – жалобно молвил и сунул документ ему на подпись. – Мне бы машину на территорию, под разгрузку…
Провел начальник по нему глазами и вдруг встрепенулся:
— «Стройцентр»?! Ага! Значит, это Самсединов?
— Самсединов? Есть такой…
— Ну, правильно, — прочитал он в пропуске. – Машина его и номер… Не подпишу. И вообще «Стройцентру» больше ничего не подпишу, пока не увижу вот здесь на столе пропуск подлеца Самсединова. Понял?
Как не понять!
— Начальнику доложу – пусть разбирается.
Начальник сходил, уладил конфликт – машину впустили, разгрузили, выпустили. Потом Самсединов пришел, рассказал.
Привез он на своей машине оборудование из Челябинска, а пропуск своевременно не заказал. Пошел я его оформлять, а он впопыхах к воротам подсунулся. Тут подъезжает весь из себя начальственный начальник режима.
— Эй ты! А ну убери на х… машину.
Рамиль мог бы простить тон барственный и вид, но не терпел, когда его матом….
— Это ты мне?
— Тебе, тебе! Кому же еще? Ездит тут всякая поеб..нь!
Рамиль хоть и маленький, но крутой – не таких небожителей спускал на землю.
— Ты че, блин, расквакался? Я тебе сейчас объясню, кто из нас двоих поеб..нь.
Начальник режима:
— Охрана! Охрана!
Подходит охранник:
— Что тут у вас? Слышь, ну отгони ты машину в сторону.
Самсединов освободил проезд. Начальник не унимается:
— Пропуск мне… сюда… немедленно.
— Из нижнего белья ничего не надо?….
Как этот раскипевшийся чайник наш начальник уговорил – загадка природы.
Ну, что еще вспомнить? Где еще наскрести производственного позитива?
Да вобщем-то, стройка века… День и ночь работала техника, суетился народ – что-то копали, что-то закапывали, а между делом росли корпуса. Уезжали одни, приезжали другие. Все, как на стройке. Только…
Как же без обмана, без жульничества, без надуваловки-то обойтись? Это ж не страна Россия получится, а совсем какое-то другое государство, с отсталой идеологией, прогнившей системой и дикой эксплуатацией человека человеком. У нас же вон как все весело делается: если человек человека не обидит, так хоть насмешит…
