Гофман улыбнулся – но погладил не человечка, а кошечку.
-Спасибо, — мяукнула она, выгнув спинку, по которой прошла лёгкая серебряная волна. – Это мне приятнее молока…
-Послушай, — вдруг спросил Гофман. – А ты знаешь Мурра?
-Мурра? О, конечно. Так интересно слушать его рассказы. Он – кот лунный, кот мудрый, кот абсурдный, он вообще не кот – а целая республика котов и кошек. А иногда он пишет Мулю…
-Муль? Это ещё кто?
-Это такой… кот из будущего, кот двойник Мурра, они с ним переписываются, перемяукиваются, пере-обмениваются мыслями…
-Кошечка, прочти стишок, — попросил человечек.
Кошечка – живое изящество – села на коленях у Гофмана, лапкой протёрла мордочку, и, показалось, хочет откашляться.
И прочла:
МУРР И МУЛЬ
Муль кот домашний, славный, мудрый –
От Мурра письма получал.
Хозяин вечерами чай
Пивал. Мир вовсе не абсурдный.
Мир не абсурдный, так писал
Муль Мурру в прошлую реальность,
Которой сложную детальность
Вполне реально представлял.
С крыш звёзды, Мурр, куда видней,
А впрочем то тебе известно.
Над нами бесконечна бездна
Не страшная. И для людей.
Да, Муль, давно я это знал,
Ты, Муль, проекция по сути
Моя, и в этом скрытый знак.
Для мысли столь полезны сумрак,
И темнота, и тишина.
Жизнь обосновано-логична, —
Считают два кота – она
Ветвится очень симпатично.
А на ветвях растут плоды
Искусства и отменных мыслей.
Муль, я по сути – это ты,
Ты – это я, как сгустки смыслов…
-Вот такие Мурр и Муль, — молвила кошечка, вновь сворачиваясь у Гофмана на коленях.
Со стола, заставленного причудливыми приборами и принадлежностями, нечто заворчало, заворочалось колесато, и все посмотрели туда…
-А может быть, туда вообще смотреть не стоит? – пропищал человечек. – Кто знает, что там творится. У архивариуса в доме всё возможно.
-Это Гомункул? – полюбопытствовал Гофман.
-Я и сам не знаю, Эрнст, — молвил архивариус. – Предполагаю, что это часы, которым надоело работать молча. Колесатость изделья подчёркивает его суть, а внутри у часов много колёс – правда не похожих на то, в какое ты превратил студента Пауля. Но может, и Гомункул, не исключаю такой возможности.
-А давайте спросим, — промурлыкала кошечка.
-Но… у кого же нам спросить, — отвечал Гофман. – Там такое множество приборов.
Кошечка спрыгнула на пол, и все подошли к столу – длинному, плотно заставленному, будто уходящему в перспективу.
-Уважаемый Гомункул, — откашлявшись, начал архивариус. – Если это вы, то дайте знать нашей компании. Мы могли бы вам чем-нибудь помочь.
-Хр-бум-бум… — раздалось в ответ.
Человечек спрятался в карман панталон.
-Не бойся, — сказал архивариус. – Это всё-таки часы.
-Хр-бум… — Это часы, — сказал Гомункул, — осторожно отодвигая крышку объёмистой посудины, и выглядывая из неё. — Точно они. Я не смог бы издать такой противный звук.
Архивариус протянул длинный серебристый палец Гомункулу, но тот спрятался, задвинув крышку.
-Не бойся, — сказал архивариус. – Я бы никогда не позволил себе обидеть маленького. Просто я хотел помочь тебе выбраться.
Крышка снова слегка отодвинулась и показалась потешная рожица.
-Ух ты, какой забавной, — пропищал человечек, выглядывая из кармана панталон. – Даже забавнее меня.
-Причём заметь, — пробасил Гомункул, стараясь выбраться, — у меня никогда не было хозяина. И я даже не знаю, как он выглядит.
-Выбирай любого, — щедро предложил архивариус, – любой из нас никого никогда не обидит.
Гомункул выбрался из своей посудины, сел на край её и покачал желтоватыми ножками. Тонкие кожистые крылышки тесно облекали его вместо одежды.
-Проблема в том, что мне не нужен хозяин, — пробормотал он, зевая. – Ещё чуть-чуть – и крылышки мои расправятся – и я полечу в счастливую страну Гомункулов, где всегда тепло и светит яркое, никогда не заходящее солнце.
Помолчав, он добавил, адресуясь к Архивариусу – Спасибо за вызревание.
-Не за что, — ответил тот. – Мне самому было занятно, что получится.
-Получился я вот, — сказал гомункул, и крылышки его стали слегка трепетать.
-Но я никогда не слышал про страну Гомункулов… — начал было архивариус, — хотя в моих книгах…
-А я знаю, что в твоих книгах, — оборвал его Гомункул. – Видел их во сне, все – до одной. Представляете, — он оживился – во сне интересней читать – буквы вспыхивают волшебными огоньками, чуть-чуть изменяя слова в лучшую сторону, наполняя их новыми смыслами…
-Но ведь во сне бывают и кошмары, — заявил Гофман.
-Кошмары, — авторитетно промолвил Гомункул, — состоят из неправильных буквиц. А я признаю только правильные. Так вот о стране Гомункулов не слышал и не знает никто – просто потому, что я её только что выдумал.
-Как? Разве можно нечто выдумать – и чтобы оно тотчас появилось? Тем более – целая страна.
-И это спрашиваешь ты – Эрнст Теодор Амадей Гофман? Ты, населивший мир сонмом волшебных существ и несуществующих стран?
-Да, но всё же…
-Просто нужно ярко желать – и тогда радуга воплощения вспыхнет в яви.
Крылышки Гомункула затрепетали сильней, и он стал поддёргивать их ручками.
-Ух ты, — пробормотал, — почти уже готовы…
-А зачем, – неожиданно спросил архивариус, — ты назвался часами – тогда, сначала…
-Просто рядом кто-то хрипел довольно противно, вот я и подумал – точно часы. Потом – я ещё не знал вашей компании, вдруг вы вовсе не милые люди – а какая-нибудь сплошная дыра! Вот был бы номер. Куда бы я тогда полетел?
-А ты уже готов по-моему, — мяукнула кошечка.
-Точно, — радостно вскричал Гомункул, вспрыгивая на краешек посудины.
Крылышки его утончились, расправились, сильно и нежно, он взмахнул ими, и воздух розово затрепетал вокруг.
-Какая чудесная картина, — восхитилась кошечка.
-Пока, пока, — прощался гомункул, делая круги по комнате, — улетаю к своим. Пока, пока, и ещё раз – спасибо за уютное вызреванье.
Он вылетел в окно, и растворился в теченье солнечных лучей – неподвижном, как бывает, кажется, неподвижной река – при мощном внутреннем теченье.
Выскочив из кармана панталон, крошечный человечек стишка пропищал:
-Ну как маэстро? Тебе больше не грустно?
-Пожалуй, нет, — ответствовал Гофман, улыбаясь. – Можно идти в кабачок – к Фортуне.
-Нет, нет, — вздёрнул архивариус тонкие белые руки. – Сегодня без меня. У меня есть дело.
-Таинственное? – поинтересовалась кошечка, вспрыгивая на подоконник.
-Конечно, — ответил архивариус.
-Тогда хорошо, — молвила кошечка, исчезая в окне.
-А я пойду, — сказал Гофман, посадив на ладонь крохотного человечка стишка.
Гофман шёл по изогнутой, как старая древесная ветка, улице, и перемигивался с лёгкими солнечными бликами.
-Если бы утро имело лицо, – сказал он им, — вы могли бы стать задорными веснушками, украшающими его.
-Веснушки не бывают подвижными, — ответил один из бликов – наиболее шустрый. – А мы не можем без движенья.
Он скользнул по плечу маэстро и тут же превратился в бледную бабочку-лимонницу. Вспорхнув, она улетела, тонко подрагивая крылышками и вычертив прощальный зигзаг.
-А тебе подойдёт быть махаоном, — сказал Гофман блику покрупнее.
Он сейчас же спланировал на плечо маэстро, и расцвёл тёмно-коричневым, глазастым окрасом.
-Чудесно, — молвил Эрнст Теодор, – а теперь догоняй лимонницу.
Махаон последовал совету.
Фиолетовая рыбка – та самая, выпорхнувшая из искры – сделала в воздухе пируэт, заиграла небесным серебром, и поплыла, быстро-быстро – за ними: бабочками-бликами.
-Эй, — бросил Гофман человечку, — рыбка прилетала.
-Да я видел, — ответил тот, не вылезая из кармана панталон. – Пообщаемся ещё, успеем.
-Думаешь? – сказал Гофман.
-Мне больше нравится – молвил, а не сказал, — пискнул человечек деловито. – «Мол» – оставляет больше шансов, чем «ска»… правда я не знаю, что такое «вил». Похоже на название какой-то еды. Впрочем, «зал» настолько определённо, что режет любую фантазию под самый корешок.
-А у фантазии бывает корешок? – полюбопытствовал Гофман.
-Ну…должен быть, — ответил человечек басовито, а вовсе не пискляво, и засопел.
-Что означает твоё сопение?
-Я чувствую – сейчас что-то произойдёт.
И верно – из-за угла уютнейшего домика, похожего, разумеется, на пряник, выскочила группка из трёх существ. Все небольшие, в потешных зелёных кафтанчиках и синих штанишках, а колпачки, украшавшие их головки, напоминали розоватые шляпки грибов.
Существа, размахивая лапками, на каждой из которых было только по четыре – но очень изящных! – пальчика стали весело скакать вокруг Гофмана. И он заулыбался, приятно поражённый многообразием движений, производимых существами. Они подпрыгивали, кувыркались, смеялись, хватали друг друга за руки, трепали по спине, зависали ненадолго в воздухе, точно стремились взлететь, снова касались брусчатки, водили хороводик – крошечный, как венок из ромашек.
-Кто вы? – спросил маэстро.
-Мы – детюнцы. – Ответил за всех тот, что был чуть побольше.
-Детюнцы? Никогда о вас не слышал.
-Немудрено, — отвечал всё тот же. – Мы и сами о себя не слышали ещё час назад.
-Как так? – пискнул крошечный человечек стишка из кармана панталон.
-А так. Мы – производное от бликов-бабочек, выпущенных на волю нашим маэстро.
-Но их же было только две, — сказал… нет, молвил, как больше нравилось человечку стишка… Гофман.
-Нет, — крикнул другой детюнец, весело подпрыгивая и ножками изобразив в воздухе крендель. – Третий блик-бабочка возник чуть позже, но сразу же присоединился к двум первым. Он – и есть я.
-И чем вы собираетесь заниматься? – весело спросил Эрнст.
-Ничем, — закричали все трое.
-Как так? Но это же скучно всё время ничем не заниматься.
-Напротив, — ответил старший детюнец, — скучно всю жизнь заниматься чем-то. А не заниматься – наоборот – легко и весело.
Они кувыркались, делали стойки на руках, садились на шпагат, поддавали – шутя, конечно – один другого, потом загорланили песенку:
Детюнцы поют и скачут,
Есть у них волшебный мячик,
Он взлетает высоко,
Лопнет – звонко и легко,
Радугу раскинув ловко,
И с отменною сноровкой
Прямо на небо бегут
Детюнцы. Хорош маршрут.
