Всё враз
Всё как-то враз, тревога и волненье,
Когда раскрыл тетрадь и сел за стол
И тезисы наскрёб из крошек вдохновенья,
Что Элвис жив и вечен рок-н-ролл.
И тут пошло-поехало всё сразу:
Любовь и кровь зарифмовались влёт.
И сетованья на судьбу-заразу,
И мысли дерзкий и возвышенный полёт.
Прочёл. И смысла и хоризмы мало.
Вот о любви хоть сладкий, но скучняк.
Порвал листы и начал всё сначала.
Ведь всё с начала делалось не так!
И, сохранив крупицы вдохновенья,
Вернулся к тезисам, от коих и ушёл
И с чистого листа пишу, поправ сомненья,
Что Элвис жив и вечен рок-н-ролл.
Грусть
Ну, заходи, хоть не скажу что рад.
Брела поди болотами, лесами.
Последний раз была два дня назад
Грусть-девочка с седыми волосами.
Одно моё окно в многоэтажке
Неярко светит в полуночной тьме.
Со встречей выпьем из армейской фляжки.
Себе сперва налей, потом и мне.
И выпей первой, может спать захочешь.
Закроешь тёмной синевы глаза.
Тогда и ночь мне будет покороче.
«Ты спи подольше»-грусти я сказал.
Сажусь за стол. Взял ручку, сигарету.
И вот уже по ласковым волнам
Плыву под парусами на корвете
К неведомым прекрасным берегам.
Вдруг слышу всхлип, то грусть моя проснулась.
Исчез корабль, не слышен чаек крик
Лишь ворон ночи сердца рану клюнул
Да где-то волк завыл на мой ночник.
Плету словечки
Плету словечки в кружева,
Из рифм строчу узоры.
Затейлива моя канва
И замыслам просторно.
Сплетаются подчас в строках
Контрастные понятия:
Плач флейты — с бубном колдуна,
Стон страсти и проклятия.
В чернильнице одной смешав
Все краски и слова,
Прищурив глаз, перо макая
Плету словечки в кружева.
Время
Оно и доктор и безжалостный палач.
И раны на душе и теле лечит.
Неумолимо время, плачь не плачь,
Всё по его — прощания и встречи.
И жизнь и смерть — ему подвластно всё.
Всему свой час — и смерти, и рожденью,
И мерно — скучное житьё — бытьё,
И светлый миг святого вдохновенья.
Деяния Творца — вне обсужденья.
Так было, есть и будет сто веков.
Я лишь молю Его об одолжении-
Чуть приоткрыть секрет его часов.
Но тщетно. Маятник упрямо
Ведёт отсчёт векам, годам и дням.
Смиряюсь. Только жалко маму.
Одна она осталась у меня.
В сандалях на босу ногу
В сандалях на босу ногу,
В ковбойке, на молнии, старой,
Как чёрный парус по ветру
Сатиновые шаровары.
Гордо выходишь на улицу
С горбушкой, политой «растительным».
«Сорок один — ем один» —
Заклинание от покусительства.
Через бинокль из пальцев,
Большого и указательного,
Скрытно на девочек пялился,
Разглядывал всё внимательно.
Сейчас не колечки из пальцев-
-Пенсне плюс два с половиной
И жизненный опыт скитальца,
И взгляды отнюдь не невинные.
Полвека промчалось стремительно
Но тянет пройтись по дороге
С горбушкой, политой «растительным»
В сандалях на босу ногу.
Нас там не будет
Есть дивный край. Там круглый год весна.
Цветут сады и радуются люди.
Улыбками земля озарена
Но только нас с тобою там не будет.
Там радуга сверкает в небесах
И пенье птиц людей с утра разбудит.
Цветная тень на солнечных часах.
Но только нас с тобою там не будет.
Озёра чистые и берега в лесах.
Луна и солнце в них купаться любят.
И, чистые, сияют в небесах.
Но только нас с тобою там не будет.
А будет то, что было и вчера.
В казённый дом за нищенской подачкой
Пустые хлопоты да скучная игра
Как на лошадках карусельных скачки.
А если нету сил или замутит
Не сбейся с круга и в седле держись.
А бес глумливый карусель всё крутит.
Вот так с тобой и крутимся всю жизнь.
Ни дня не вспомнить, чтобы без забот,
Чтоб радовали жизнь, работа, люди.
Быть может, это время и придёт,
Но только нас с тобою там не будет.
Был четвертован я
Кем я, каким я стал?
Вот, получил что хотел.
Синицу не удержал,
За журавлём не успел.
Лезу на пьедестал,
наивный поэт — идиот
А, оказалось, попал
Прямо на эшафот.
Был четвертован я.
Валяются по сторонам
Ручка, тетрадь и свеча,
Черновиков хлам.
Палач, что слеп и глух
Палицей грудь не ломал.
Каялся я, и рухнул
Мой эшафот — пьедестал.
Приз или наказанье
Судить себя самого?
Всматриваешься в зеркало,
А там не видать никого.
Время, то, что лечит
Удачи и поражения,
Облик вернёт человечий,
Увижу своё отражение.
Синица влетит в окошко
И посидит на ладони,
Журавль совьёт гнездо
На старом моём балконе.
Больное воображение
Темы подчас рождаются
Неясно в каких полушариях
Сверху ли опускаются,
Снизу ли поднимаются.
Вдруг захлестнут ощущения
Словами не обьяснимые.
С глюковой ситуацией,
В неё угодив, сравнимые.
Словно в одеждах белых,
Держа в руках томик Гёте,
Окажешься среди байкеров
В «готическом» наркополёте.
Или средь шумного праздника,
Среди народа весёлого,
Беззвучно и горько плача,
Стоишь совершенно голый.
Средь своры собак голодных,
Оскалов, морозящих душу,
В сужающемся хороводе
Стоишь и колбаску кушаешь.
В полнейшее полнолуние,
Тринадцатого, в ночь на пятницу
Приснится пьяный Ленин,
Лезущий целоваться.
Несть числа ощущениям,
Имя фантазиям — тьма.
С таким, блин, воображением
Не сойти бы с ума!
Сколько и чтобы
Сколько в жизни должно быть обмана,
Чтоб перестать верить?
Сколько должно быть разочарований,
Чтобы начать лицемерить?
Сколько должно быть в жизни обид,
Чтобы думать о мести?
Есть ли у высокомерья лимит
В зависимости от лести?
И от скольких в жизни утрат
Должно очерстветь сердце?
И от скольких плевков подряд
Запрётся души дверца?
Сколько и чтобы, чтобы и сколько?
Карлик — вопрос, ответ — великан.
Вопросов — страница в блокноте, да только Не разберёшь без стакана.
Друг на помощь пришёл ко мне,
Изрёк: «Ты не парься и не унывай.
Истина, брат, говорят — в вине,
Так что давай, наливай!»
Я на тетрадке каждую фразу
Как резаком по дереву,
Но почему — то арабской вязью,
Снизу и справа налево.
Только, как утром пропел петух,
Был дан на всё ответ:
Всё это грусть и томление духа,
И суета сует!
Просто так
Никогда назавтра не загадываю
Что мне сделать и куда успеть
И, проснувшись утром, просто радуюсь,
Что живой — чего ещё хотеть?
По себе скажу, что строить планы —
Это вхолостую тратить нервы.
Вроде просчитал сто вариантов —
Выпадает всё равно сто первый.
Загадаешь с вечера — железно!
Рано поутру бегу трусцой!
Утро настаёт — всё бесполезно,
За окошком дождик проливной.
Сколько раз стихи писать садился,
Есть начало, мысли неплохие,
Но как не старайся и не жилься —
Рифма и строка — как неживые.
Но бывает так, что как-бы сами
Строчки из под ручки так и льются
И ложатся на листок стихами
Враз и не успеешь оглянуться.
Эти строки я писал без цели.
И по стилю видно — не мастак!
Просто мысли вслух. И захотелось
Взять и записать их. Просто так.
Пусть говорят
Пусть говорят — не может быть!
Но я — то точно знаю,
Что значит петь, любить и жить,
А иногда — летаю!
Земля и небо — всё для всех
И гладь озёр и степи
И светел путь, и друг — успех
Лишь сбрось неверья цепи!
Поймёшь тогда, что значит жить
Ступая, не тонуть
По водам — бедам бытия,
Любить — не как — нибудь.
А так, что за твоей спиной
Вдруг крылья вырастают.
Пусть говорят — не может быть,
Но я — то точно знаю!
Ностальгия
Яблочко крутну на блюдце,
Закажу сюжет нехитрый
Про лошадок, что пасутся
В поле, солнышку открытом.
Наконец-то рассмотрю
Жаворонка в небе ясном,
С травами поговорю
О возвышенном, прекрасном.
По тропинке, там, в лугах,
Дед с отцом идут. Живые.
Косы дремлют на плечах
Раскалённые, тупые.
А в венке из незабудок
И в сиреневом халате
К дому едет на попутке
Мать, беременная братом.
Ну а это, что за хлопец
На оранжевой коняшке,
На пластмассовых колёсах
С деревянной острой шашкой?
Весь чумазый и счастливый
Скачет в даль, чтоб не вернуться.
Это он грустит и молча
Крутит яблочко по блюдцу.
Не понарошку
Иволга сбросит два пёрышка
Мне и тебе в ладошки
Два оберега от горюшка
Взаправду. Не понарошку.
Нас поведёт она по лесу
Криком дорогу указывая
И станет роща берёзовая
Похожа на кущи Рая
И в шалаше под луною
Я вскрикну птицей ночной
Криком ответит иволга
В небе над головой
Утром, домой возвращаясь,
Держим в ладонях по пёрышку
В Храме любви повенчались
Взаправду. Не понарошку.
Я верю
Я верю. Наверное где — то
Есть место, где правит Любовь.
Быть может на нашей планете
И вход где — то рядом. И вновь
Ищу. И пока без успеха.
Не найден ни вход, ни пароль.
По звёздам искал ради смеха,
Да смех превращается в боль.
Пока — что все поиски сводятся
В тупик под названием Быт.
Сует суета в точке сходятся.
Сюда для Любви вход закрыт.
В канаве житейской, качаясь,
Кораблик мой боком плывёт.
А коль повезёт и причалю,
Так Аннушка масло прольёт.
Бывает, накатят в печали
Такие вот мысли, но вновь
Бреду по извечной спирали
В страну под названьем Любовь!
Воспоминания
Хлебнув портвейна, закурив «Родопи»,
Я под гитару жарил «Let it be».
Тогда я был красивый и высокий,
Девчонками бедовыми любим.
Те годы кто-то обозвал «застоем».
Какой застой? В сердцах кипела кровь!
С друзьями, что родней братьёв порою,
Той жизни радовались, пели про любовь.
Теперь другая жизнь, не те «форматы»,
Друзья по белу свету — кто куда.
Но время то счастливое, ребята,
В душе моей осталось навсегда.
Когда воспоминанья грусть навеют,
От ностальгии сердце зазнобит,
«Родопи» закурю, хлебну портвейна
И под гитару сплачу «Let it be».
