Жили-были два буржуя

Дошло до Премьера Всея России, и тот вызвался самолично присутствовать с ножницами у красной ленточки. Журналюг естественно набежит – пруд пруди. То-то будет конфуз мировой – в цехе работ еще на полных четыре месяца!
— Вот такая случилась жопа! – закончил монолог в жанре плача Вася Шнейдер и тяжко вздохнул с хрипотцой, будто к нему уже подкатывал приступ сердечный.
Костя не стал кочевряжиться:
— Возьми себя в руки и вытри нос. Если сорвался кровельщик, пусть будет асфальт ему пухом. Но друг мой, не будем о грустном: сделаю все, что смогу. Покажи свою «жопу», то бишь поляну.
«Поляной» был недостроенный цех в нескончаемое число пролетов. Казалось, дальняя торцевая стена терялась где-то за горизонтом, а оказалось — ее еще и не поставили вовсе. Со стороны парадного входа и стены с кровлей готовы, и оборудование смонтировано-подключено. Эта контрастность натолкнула на мысль.
— Жизнь подсказывает офигенное решение! – Инночкин полной грудью выдохнул.
— Рожай, — сказал Вася Шнейдер. – Я тебе в помощь.
— Все, что требуется для очкавтирательства – решительность, организованность и крепкие нервы.
— С нами Бог!
Инночкин промолчал, но мысленно обратился: Господи, можешь не помогать, только, пожалуйста, не мешай!
Последующие дни и ночи спрессовались в безумную гонку без передышек – кроили, крепили арматуру Перегородки. Работяги сновали по ее скелету – сверкали сваркой бенгальских огней, жужжали болгарками, будя воспоминания о стоматологическом кабинете, и доводили дело до окончательного ума с помощью кувалды и многострадальной матери. Вкалывали они с сосредоточенной невозмутимостью пролетариев на договорной оплате. Втянулись в круглосуточную работу: аврал мобилизует русского человека. Твердо заверили — если взять правильный темп, можно и к сроку успеть.
— Не успеем – всех перевешаю, сучьи дети, — грозился капитан Инночкин суровым пиратским жаргоном.
И «сучьим детям» и «отцу-атаману» эта игра была приятна.
Костя, переполненный счастьем труда, которое не поддается описанию, ваял и творил, как Антонио Гауди на стройке собора Святого Семейства, что в Барселоне Испании солнечной – без чертежей и эскизов. Все, чему научили его на архитектурно-строительном факультете Южноуральского государственного университета, было мобилизовано и задействовано.
А возведение цеха параллельно продолжалось, как и прежде. Только за два дня до высочайшего визита со стройки удалили всех посторонних.
Заделав последний проход в Перегородке, начали монтаж зеркал.
— История строительства такого еще не знала, — восхитился Вася Шнейдер. – Поздравляю тебя – ты хитрей еврея!
— И даже мутанта армянохохла.
Заводское начальство близко не подходило к Перегородке, чтоб не замазаться в сопричастности – не дай Бог афера откроется. Их и уговаривать-то не пришлось.
— Делайте, что хотите! Вляпаетесь – получите по заслугам, выгорит – наградим.
И пошло хлебать валерьянку.
В ночь с 30-го на 31-е января Перегородка была готова.
Шнейдер ходил, кивал, кудахтал:
— Да, неплохо, неплохо… Впечатление перспективы создается.
Физиономия у него была довольная. Он крепко гордился: раскопал Инночкина, надоумил…. Таки не посрамил избранный свой народ!
— Ну, что ж… ну, что ж… хорошая работа…. Просто шикиблеск. Думаю пора идти гладить галстук к высокой встрече. Музыки нет – кто хочет танцевать от радости, пляшите так.
И запел вдохновленный:
— Мы охотники за удачей – птицей цвета ультрамарин…
— Рано плясать, — остудил его Костя. — Нам еще надо найти черту, где эта перспектива теряется.
Отмерив от роковой черты еще пятьдесят шагов, Инночкин Шнейдеру:
— Вот здесь Премьера должна остановить «мисс Челябинска» любыми дурацкими вопросами, которые ты до утра придумаешь. И стоять насмерть – ни шагу в ту сторону! В обед давай встретимся и прогоняем сцену. Роль Премьера беру на себя, ты будешь сопровождением.
Остаток ночи Инночкина мучил кошмар.
Руководство области и завода в телогрейках не первой свежести, в шапках-ушанках и подшитых валенках стояли колонной. Сам он поодаль – в распахнутой куртке, пьяный и злой, беспрестанно матерясь без особой цели, просто выплевывал ругательства сквозь зубы.
Премьер скомандовал сурово:
— Изменники Родины, на Колыму ша-ГОМ МАРШ!
И качнулась колонна, и потопала. А с тротуара, прощаясь, кричали люди, плакали женщины и дети. Костя Инночкин матерился.
Самосовершенствование процесс необратимый. А в условиях, приближенных к описываемым, еще и неизбежный. Поэтому, когда интеллект напрягается в решении задач материального плана, душа находится в постоянном поиске оправдательного момента, облегчающего ее горькое существование. Бесконечно эволюционирует – если так можно выразиться — пусть даже через кошмары.
Проснулся Константин в панике – что же он делает? что вытворяет? То жуликам помогает, то Правительству очки втирает. Разве этому учат в Кембридже?
И Шнейдер не добавил оптимизма – признался, собрав губы в куриную жопку:
— Во сне Премьер кричал на меня: «Замуровали, демоны, цех! А где деньги?» Честно признаться: хочется очень представить себе, что ничего этого на самом деле нет – ни зеркал, ни визита высокого – лишь одна игра воображения. Страшно подумать, Костян, о последствиях в случай чего.
— Синдром активного страуса называется. Или по-русски — можешь в штаны наложить со страху, но действовать надо.
Согласиться с этим не сложно.
«Мисс Челябинска» девушкой была симпатичной – у нее светлые, чуть раскосые глаза, рыжие волосы и длинные-предлинные шея с ногами. В полном объеме обладала способностью внушать чувство, что вся ее предыдущая жизнь была лишь ожиданием встречи с тобой и только с тобой. А еще была очень умной и милой — будто выпускница с отличием школы гейш. Схватывала все налету да еще творчески развивала. Философски сказала, что жизнь звезды состоит из слез и улыбок, причем первое в приоритете.
— Когда что-нибудь не получается, я долго и горько несчастная плачу.
Как это по-русски – не вскач, так в слезы!
Шнейдер, возбудившись бестактно, с неудовольствием ощупал молодой свой животик и вслух пожалел, что рано женился. Даже слезу пустил изо рта.
Костя безжалостно посоветовал:
— Локтем закуси.
Что может быть полезнее совета доброго старого друга?
— Спасибо, — растрогался Вася, но, сколько не бился, не смог дотянуться и с грустью подумал: как же он таки постарел.
Не прошло и сорока минут репетиции, как друзья-махинаторы напрочь уверились в «мисс Челябинска» – Премьер дальше критической черты не пройдет.
И судьба протрубила в рог Гьяллахорна, и нагрянул магический день Рагнарек.
С утра завод лихорадили тревожные слухи – прилетел, едет, приехал. Мандраж присутствовал и в пусковом цехе. Без повода замечали друг другу, что все нормально, все обойдется. С десяток наладчиков звенели подковами по стальным балясинам крутых лестниц, опускаясь под землю к громадному прессу, создавая иллюзию производственного процесса. Махинаторы и красавица затаились у роковой черты.
— Руки дрожат, — смущенно признался Шнейдер, сжав Инночкину ладонь.
— И пульс покойника, — заметил тот.
— Ты книксен умеешь? – вдруг Вася спросил «мисс Челябинска».
— Я и без него не страшнее армяна, — вставила та свои пять копеек.
Наконец от парадного торца показалась толпа. В цехе затрепетала торжественная благоговейная тишина исторического момента. В ней крадучись нарастали шелест голосов и шарканье шагов.
Толпа приближается, и наконец…
Грациозная и ловкая как пантера, смертельно опасная как гюрза, «мисс Челябинска» выходит из цехового лабиринта навстречу Премьеру, как на охоту. Какие там телохранители государственного мужа! Весь Почетный Караул Кремля рухнул бы тут же к ее ногам. А Премьер молчит и улыбается, теребя в ладонях лоскуток красной ленты. Он спокоен, ни на кого не смотрит, ни к кому не обращается – ни одного лишнего жеста: все вертелось вокруг него. В его обособленности чувствовалась своя этика и ничем не поколебленное самоуважение.
Это чудо, как выдерживает «мисс Челябинска» его сияние — она с жизнерадостным задором задает ему вопрос за вопросом. Девушка улыбается государственному человеку с тем счастьем, которое подразумевается от встречи с ней. Премьер и красавица – кто кого?
Толпа окружила и поглотила их. Автоматными очередями строчат фотовспышки.
— Получилось! – вспотел от волнения Шнейдер. – Встретились две звезды!
Однако и закон парных случаев работал безукоризненно: в момент наивысшей кульминации позвонила Ксюша:
— Константин Александрович, я печатаю приказ вашего увольнения по статье о систематических прогулах.
— С отработкой или без? Ну, хорошо. Передайте Олимпиаде Аристарховне, что я заеду за трудовой через две недели.
Душа просит праздника всегда. Выпроводив высоких гостей с завода, управление его село обедать. Потом, не вставая, стало ужинать. И наконец, так подкрепилось, что пело песни и плясало под музыку. Домой категорически никому не хотелось. Все уверились, что новый цех уже пущен.
Пьяный Шнейдер лез обниматься:
— Получилось! Все очень здорово получилось! Мы выполнили поставленную задачу, добились успеха, остались живы-здоровы и на свободе. Где прыжки от восторга? Нет прыжков от восторга. Ты не рад, Костян? Наверное, давит стресс от пережитого напряжения? Удивительно умеет природа портить нам радость жизни. Расслабься, братан! Али не имеем мы право теперь сказать: «Моя жизнь состоялась»?
Костя окинул взглядом стол:
— Мне бы что-нибудь посущественней.
— Будет и посущественней. Жди теперь сплошные выгоды для своего «Рубина».
— При таком раскладе не плохо бы получить подряд на строительство в цехе.
— Все получишь, что попросишь. А лучше знаешь что, старик, баллотируйся-ка ты в президенты, губернаторы, мэры, черт возьми! Все партии и лидеры на сегодняшний день скомпрометированы – нужен свежий кандидат, у которого достойная биография, за которым пойдет избиратель. За тобой пойдут, тебе поверят – ты фигура, способная объединить интересы масс.
— Хватит трепаться!
Но Васю Шнейдера понесло:
— Скромность, деловитость, сдержанность – то, что надо. И сегодня продемонстрировал способность к решительным поступкам – самого Премьера вокруг пальца как пацана! Да брось ты стесняться: журналюги наедут, так и скажи – оценили, пригласили, попросили, назначили, уговорили, убедили, заставили – а ты ни причем.
Инночкин нервно рассмеялся:
— У меня фамилия латинских корней.
— Так может, сменим?
— Только на безалкогольное пиво.
— Ага, фамилия, значит, латинская и чисто русское чистоплюйство? Белая кость. Ума и решимости не занимать, но политику делают пусть другие. Жиды, например.
— Слушай, отстань, а?
Вася отстал, но не перестал бормотать себе под нос:
— Политически надо мыслить, экономически…. Где уж вам!
Потом он еще выпил, таращил глаза и все ворочал-ворочал языком. Моргая, забывал поднять веки, и тогда по лицу брела двусмысленная самодовольная улыбка.
Инночкин какое-то время осуществлял присутствие на банкете, но когда воздух пресытился алкогольным выхлопом, забил на празднующий коллектив, который с трудом теперь пил стоя за дам – причем, трудно было не столько пить, сколько стоять — и позвонил жене:
— Котенок, не закатиться ли нам в кино?
В «Киномаксе» встретили Вербицкую – принаряженную да еще с кавалером.
— Какие люди! Константин Александрович, вы ли это?
Он растерялся и промолчал.
— Это мой муж, — представилась Инночкина.
Костя от нее отмахнулся:
— Отстань, прекрасная незнакомка: я тебя знать не знаю.
Получилось смешно.
— Вован, — протянул ему руку кавалер Вербицкой – мордастый, лысый и плечистый, похожий на какого-то киноартиста, играющего исключительно благородных злодеев. – Ветеран Чечни и неудавшейся личной жизни.
Женщины быстро превратились в кумушек – говорили в унисон на совершенно разные темы, но при этом прекрасно понимали друг друга. А меж мужиками наладился ленивый и необязательный разговор.
Вован, бывший профессиональный военный, без вдохновения рассказал старый-престарый анекдот: «Вы не скажите, как попасть в Кремль? Очень просто – наводи и стреляй!» Костя без энтузиазма улыбнулся. Еще кавалер Вербицкой поведал какие-то упущенные прессой подробности бесславной грузинской кампании в Южной Осетии.
— Военный человек, — излагал Вован взгляды на семейную жизнь, — жениться не должен. Это отрицательно сказывается на боевой подготовке. А уж после выхода в запас наступает сезон прекрасных дам.
И кивнул на Вербицкую.
Уловив момент, Костя Кларе шепнул – мол, случайные связи бывают опасны. На что она от души рассмеялась.
Вместе посмотрели кино и в заключение вечера здорово откушали в ресторане. А дело все в том, что премьерный ужин новых друзей был омрачен (а может, украшен?) массовой дракой.
Драка — зрелище, которое испокон веков пользуется огромным спросом у зрителей. Поглазеть на нее сбегаются пожилые и молодежь, трезвые и пьяные, смелые и не очень.