Жили-были два буржуя

— Прости. Ты считаешь, мне по силам получить диплом Кембриджского университета?
— Ни грамма сомнений. А в отпуске я прилечу к тебе в Англию, и мы прошвырнемся по Пикадилли – ну, как та, которая ускоряла шаг. Представляешь? Эх, ты! Ни на грош романтики! Действуй, любимый — мысленно я с тобой!
Выйдя от Клары, Инночкин всей душой и телом ощутил приближение праздника. Радость проявлялась во всем – в улыбках девушек, в слабом ласковом ветерке, в солнечных бликах отраженных от стекол окон и витрин. Даже милицейский патруль, проверявший документы у двух «нацменов», делал это как-то добродушно, если не гостеприимно – добро, мол, пожаловать, дорогие гости, в град стольный Южного Урала.
Приветствуя мир все увеличивающейся в размере улыбкой, Костя позвонил Рубахину.
— Ты где? Подъезжай – документы со мной.
Пока ждал, купил и с наслаждением уплел эскимо, укрывшись от солнца под раскидистым кленом и пытаясь постичь его возраст. По всем приметам выходило, что не менее ста лет. Живуч, старина!
Рубахин то ли наугад пошутил, то ли был в курсе миграций Инночкина.
— Ожидал увидеть тебя перемазанным губной помадой, а не мороженным.
— Сейчас помада не мажется, — с наигранным сожалением ответил Костя. – Я проверял.
— Ты сияешь, как только что отчеканенная монета. Тебе в банке выдали премию?
— Представь себе: да – посылают учиться за их счет.
— Куда?
— В Кембридж. В Англию. На два года.
— О, Господи! Костян, с тобой все хорошо?
— Нормалек!
— Ты решил сдернуть с «Рубина»?
— Да с чего ты взял? Ты же сам говорил: надо работать на перспективу — расширять горизонты, выходить на международные стройплощадки. А для этого надо знать правила их игры. Чего не понятного?
— Это тебе Вербицкая удружила?
— Нам, Соломон – мне, тебе и «Рубину».
— Значит, командировочка на два года?
— Не командировка, а мечта. Сказка! Песня!
— Чувствую, потеряем мы тебя: заграница всегда портила русских людей.
За разговорами приехали в офис. Рубахин заказал Ксюше кофе, а Инночкин открыл Интернет. Нашел сайт Кембриджского университета, факультет экономики и бизнеса.
Рубахину:
— Вот, что тут написано о его выпускниках – слушай, вникай: «Хозяева своего дела, обладающие сборником тех качеств, которыми должен владеть настоящий боец, твердый в своих решениях и непоколебимый в своей стратегии. У них есть способность к логическому мышлению, которую иногда называют математическим складом ума. При всей своей доброжелательности они очень хитры и своего не упустят».
Генеральный директор МП «Рубин» поперхнулся кофе:
— Ага, вот где собака-то покопалась – «…хитры и своего не упустят».
— Ну, это ж реклама. Хотя…
— А я тебе вот что скажу – и не обижайся: как другу. Мои приятели и знакомые вобщем-то лестно о тебе отзываются – молодой, умный, напористый. Но вот не вписываешься ты в их компанию. И это плохо. Бизнес делают не только в офисе, но и в сауне, и в шашлычке. А ты не пьешь, к бабью равнодушен – и как же ты с ними общий язык найдешь? Хочешь совет? Учись жить, Константин, а не этому, как его? – менеджменту. Давай в конце лета махнем на Карибы семейно в кампании. Бабам шубы купим, ребятишкам компьютеры, сами оттянемся всей душой.
— Не катит. Сгоняй один до сентября, а потом на два года забудь про отпуск. Ну, а подарки… В шубе неудобно управлять машиной, двух «нотиков» в доме хватает, а на море акулы людей пожирают – вконец распоясались зубастые сволочи — почитай газеты.
На некоторое время в кабинете генерального директора «Рубина» повисла напряженная тишина. Костя, гоняя по скулам желваки, сверлил приятеля взглядом на предмет положительного ответа. И тот сдался.
— На два дня, на два дня вы забудьте про меня, — пропел Соломон Венедиктович и хмыкнул, покрутив головой. – Ну, делай, как знаешь, а мне в лом твой отъезд.
«Где поют — ложись и спи спокойно: кто поет, тот человек достойный» – вычитанное где-то утверждение Костя считал абсолютно ложным. Ему не раз приходилось встречать совершенно недостойных людей, обладавших недурственными вокальными способностями и любивших петь. Но это был не тот случай – сейчас согласие Рубахина многое для него значило.
— Ну тогда, с твоего позволения, готовлю в «Альфа-Банк» наше представление? И будь уверен – ни «Рубину», ни державе за меня не будет стыдно.
Рубахин покачал головой, что можно было бы расценить и как знак согласия и как осуждение. Выберем среднее – осуждающее согласие или согласное осуждение. Инночкин тут же зашуршал клавиатурой, а Соломон Венедиктович потянулся в кресле:
— Знающие люди говорят: англичанки – зеленоглазые блондинки, похожие все на Милен де Монжо. А, ну да ведь ты туда с семьей, наверное? Пожалеешь…
— А сами англичане знаешь как говорят, — ответил Костя. – С утра выпил – весь день свободен.
— Разумно. Надо запомнить.
Костя нажал кнопку селектора:
— Ксюш, с принтера принеси, пожалуйста, документ.
Достал из кармана мобильный, нашел запись «Ксенжик», сделал вызов.
— Привет, старина, говорить удобно?
Владислав Ксенжик был институтским однокашником – после учебы попал в министерство строительства правительства области и сидел там, год от года повышая должность. Когда-то Костя выручал его, студента-ботаника и такого зануду, про которого говорят: и в курином яйце найдет клочок шерсти, из передряг, теперь Владислав Романович манил однокашника под свою высокую руку.
— Ты надумал и хочешь меня обрадовать?
— Нет. Но мне от тебя кое-что нужно.
— И что же?
— Не по телефону. Давай встретимся.
— Подлетай. Я уже почти свободен.
— Я без колес.
— Отвезу, — это Рубахин.
И отвез. Костя Ксенжика снова вызвонил.
Присели в скверике у Администрации.
— Мой племянник собирается в ЮРГу на наш факультет, а я его отговариваю.
— Почему? – Костя припомнил в каком году они поступали и ужаснулся быстрому течению времени. – И как ты его отговариваешь? Какие доводы приводишь?
— Да не модно сейчас, говорю, — вздохнул Ксенжик. – И потом: любой кризис пустяшный стройки сворачивает – сидишь без работы.
— Ты ж не сидишь. А губернатор намедни сказал, что наша-то отрасль самая что ни есть градообразующая в Челябинске: один строитель обеспечивает работой еще четырех человек инфраструктуры.
— За прессой следишь? Это похвально. Но ты что-то хотел.
Инночкин поведал, но по мимолетному недружелюбно-колючему взгляду приятеля понял, что тот не в восторге от просьбы и новости.
— Ты сомневаешься в моих способностях?
— Как ты вышел на них?
— Через Вербицкую. Помнишь, экономику нам читала?
— А! Ну да – у тебя ведь с ней были шашни. Сейчас ей сколько? Не стара наша Клара для дел интимных? Или, как говорится, когда делу надо, и русалка женщина. Так?
Вдох-выдох, — приказал себе Инночкин. – Дышим медленно, глубоко и плавно. Прогоняем раздражение.
Раздражение и не подумало исчезать.
— Да не напрягайся ты – я шучу. Мне уже говорили: ты ловко устроился – банкиршу попехиваешь и кредиты берешь через это дело. Мо-ло-дец! Мы тут сидим….
Зачем они там сидят в правительстве области Ксенжик не успел рассказать.
Сигарета вдруг выпала у Кости из пальцев – неловко дернувшись за ней, он заехал локтем приятелю в солнечное сплетение. Разумеется, совершенно случайно.
Ксенжик согнулся и пал на колени, выпучив глаза и, как рыба, ловя воздух ртом. Наконец, зачерпнув пригоршню в легкие, промычал что-то нечленораздельное.
— Блин, сигарета чертова! Извини, получилось так. Ты в порядке?
— Ну, ты идиот! Голова кружится. Похоже на сотрясение мозгов.
— Откуда они у тебя? Скорую вызвать? Нет? Ну, тогда я пошел. Будь здоров!
Машина Рубахина стояла на прежнем месте.
— За что ты ему?
— Ты следишь за мной?
— Ну что ты, Костян! Хотел посмотреть, с кем ты в Белом Доме дружбанишь.
— Да уж, дружба – козла с идиотом.
— Простите, вы-то кто будете? – с невинным видом осведомился Рубахин.
— Идиот, раскатавший губы.
— А мое такое убеждение — не пристало финдиректору «Рубина» обращаться с просьбами к разной шушере. Твой приятель здесь должностью что-то вроде старшего полового, а гонору – я те дам! Ты, Костян, ко мне обращайся. Али мы не буржуи? Сегодня, между прочим, приглашен в компашку, в которой, по слухам, сам «папа» будет. Разговор затеется, о чем попросить?
Инночкин уважал людей, следующих своим убеждениям – хоть и не было настроения трепаться, сел в машину к Рубахину.
— Так что же вы с друганом-то не поделили? – Соломон Венедиктович решил, что вопрос уместен.
И Костя ответил:
— Плохим пацанам свойственно бить хороших мальчиков, которых родители ставят в пример. Синдром отрицания.
— Это по-нашенски. Вот если б ты еще пить научился, цены тебе не было. Римляне говорили: «In vino veritas», — блеснул эрудицией Рубахин. – Истина в вине! А ты морду воротишь…
— Ищу смысл трезвой жизни, — ответил Костя. – Ты его случайно не видел?
— В моей жизни никогда не было такого смысла, — признался Рубахин, выруливая на дорогу. – Я его и не искал никогда. Тебя домой?
В полдень следующего дня позвонила Вербицкая:
— Поздравляю! У тебя появился соперник.
— И кто он?
— Ксенжик из министерства строительства области. Известна фамилия?
— Да. И что теперь будет? Твой «Альфа-Банк» устроит нам конкурс?
— Безальтернативно поедешь ты. Или я тут для бумаг скрепка? Вези представление от своего предприятия.
— Мне тут Рубахин обещал ходатайство губернатора в ваш банк, да не могу дозвониться – на связь не выходит.
— Было б здорово! Ищи его – время терпит.
Да где ж тебя черти-то носят! – снова и снова набирал Костя номер гендиректора.
А Ксенжик – стервец. То ли нарочно провоцировал, то ли совсем меня в грош оценил. Прав Рубахин — в Белом Доме чем ниже должность, тем больше гонору. Бюрократы – етивашувкорень! Ну, поговорили, ну не договорились, не совсем мирно разошлись. Так он что мне теперь – мстить собрался?
Откровенный выпад Ксенжика вроде бы не обречен на успех – Клара считает. Но, немного подумав, Костя решил, что это дело он так не оставит и что-нибудь предпримет в плане ответных мер. Но не сейчас. Сейчас главное знать – говорил ли Рубахин с «папой» по поводу рекомендации в «Альфа-Банк».
На очередное – абонент выключен или находится вне зоны досягаемости! – покатал на языке словосочетания «Соломон-Болобон, Рубахин-Дурахин» и решил отвезти Кларе представление «Рубина». Хоть что-то пока…
Вербицкая продемонстрировала ему письмо подписанное министром строительства Челябинской области.
— Вот, пошла на должностное преступление – держу у себя и трясусь от страха: вдруг додумаются позвонить управляющему банка.
— А ты сама позвони, — сказал Инночкин и объяснил, что и как надо сказать главному строителю области.
Вербицкая усмехнулась:
— Зачем тебе в Кембридж? Ты уже сейчас законченный интриган.
Но трубку взяла и позвонила в приемную министерства:
— Мне господина Серова. Вербицкая, завотделом кредитования юридических лиц, «Альфа-Банк». Здравствуйте, Александр Петрович. Вот я по какому вопросу: тут у меня направление ваше на Ксенжика… да-да, но дело в том, что у меня на руках ходатайство перед банком от губернатора области за другого господина. Тоже строителя…. Значит, вы не настаиваете? Значит, я правильно вам позвонила? Ну и прекрасно!
Закончив телефонный разговор, Клара, шумно выдохнув, прищелкнула пальцами:
— Полцарства за кофе! Смотри, дорогой, как руки трясутся. Это у меня от излишней образованности. Скоро и ты будешь таким.
От недостаточной, – подумал Инночкин про образованность кандидата наук, но спорить не стал, а потопал в коридор к кулеру за кофе.
Попив и успокоившись, Клара разговорилась:
— Давай после Кембриджа в мой отдел – к чуткой и доброй начальнице. Поднатаскаешься и на мое место.
— А ты куда?
— Под тебя. В производственном, конечно, смысле.
— Милая, ты же прекрасно знаешь: я — строитель и строить люблю.
— Да знаю я, что и кого ты любишь! Я для тебя – лишь ступень карьеры, орудие, так сказать, производства.
— Ты от меня устала? – Инночкин поднялся. – Как соскучишься, позвони.
Он уже был у дверей, Клара сказала:
— Да это я так, со зла бабского. Знала же, кого полюбила: ты у меня тот еще хам, но хам справедливый – зря в бутылку не лезешь и благодарностью за добро преисполнен. Ты не обижайся – это пройдет.
— Знаю, только не надо меня успокаивать. Я с трехлетнего возраста уяснил, что люди все далеки от идеала. А ты, пока не поздно еще, обрати драгоценное внимание на второго соискателя – молодой, разведенный…
— Ты про Ксенжика?
— Про него.