— Вот и мне шлагбаум не открыли. Где ваши дребанные охранники?
Инночкин:
— Пойду встречу.
Женщина врач и ординатор парень разрезали Рубахину рукав рубахи, осмотрели и обработали рану:
— Так, пулька навылет. Кость цела, артерия вроде тоже.
Раненый поблагодарил:
— Деньги возьмите и никаких вопросов.
— Вам все одно надо показаться хирургу – заражение возможно или необнаруженные повреждения. Кистью поработайте. Теперь согните, поднимите…
Когда гости в белых халатах покинули офис, подстреленный гендиректор «Рубина» начал совещание.
— Какие будут соображения?
— Хотелось бы услышать подробности, — попросил Костя.
— Я подъехал – будка пуста, ворота открыты, шлагбаум опущен. Посигналил – никто не идет. Только вошел на территорию, из кустов выстрел…
— Зачем приехал? Кто знал о том, что ты приедешь? – Костя вошел в роль Шерлока Холмса.
— Может, выйдем и осмотрим окрестности? – предложил Городцов.
На первом этаже техничка домывала пол. Складские помещения были закрыты. В цехе никого не было. В будке охранника, на территории – тоже; боксы закрыты.
— Отсюда стреляли, — Рубахин подошел к густым зарослям акации у стены ограждения и подобрал пластиковую ружейную гильзу 12-го калибра. – В сердце метил, гад, да попал в руку.
Куда пропали два дежуривших на территории охранника осталось загадкой.
— Может, собаку с ментами вызовем? – предложил Инночкин.
— Это же прямо Чикага какая-то, — оценил ситуацию Анатолий Григорьевич.
— Ты на машине? – отпустил его Рубахин. – Езжай, мы с Костей еще побалакаем.
Косте:
— Начальника охраны вызывай.
Пока ждали Волошина, обсуждали три вопроса – кто? за что? и куда подевалась охрана?
— Да стопроцентно из Нягани хачики, и припутан денежный интерес, — заявил Рубахин. – Зря у нас и мухи не летают, а тут жакан.
— С денежным интересом согласен, а вот у фигурантов может быть выбор.
— И кто же еще?
— А свои. Терпение лопнуло ждать зарплату и… Недавно услышал: «Не платишь зарплаты – схватишь Кондратий!»?
Костя не преувеличивал: разговоры «снизу» на «верх» пробивались тяжелые – даже с угрозами. Кто-кто, а Рубахин-то должен об этом знать.
— Ты хочешь сказать, — усмехнулся Соломон Венедиктович, — что в нашем драгоценном «Рубине» сложилась известная историческая ситуация, когда монтажник Иван Иваныч говорит сварщику Петру Петровичу: «Пойдем, мол, в контору, революцию сделаем – директора-батюшку кокнем, главбуха-матушку чпокнем».
— С сарказмом, но верно. Ты мне скажи – какими судьбами здесь?
— Ехал к тебе.
— В напряг позвонить?
— А вот! – Рубахин с подозрительностью окинул взглядом кабинет. – Был у Него, консультировался по поводу наших дел. Меняем тактику, Костян – ложимся под «Ю-8».
— А без загадок?
— Прими на веру.
— Ни-за-что! Или я знаю все, или я делаю по своему разумению и умению.
— Ну, хорошо! – Рубахин покосился на дверь, на окна, тронул, поморщившись, забинтованную руку и поведал. – Да будет тебе известно — разлюбезная моя половина имеет двоюродную сестру, которая замужем за Борисычем. Сегодня прилетели с ее дня рождения. Вот там-то, на именинах, мы и перетерли тему с хозяином. Короче, это политика – о-го-го! Не нашего с тобой масштаба. «Фортуну» решили под нож, «Ю-8» — орудие, и нам с ним никак нельзя теперь ссорится. Ну, что еще? Объяснить, кто есть Борисыч?
Инночкин молчал, переваривая информацию.
В затянувшейся паузе Рубахин сканировал приятеля изучающим взглядом и горько вздыхал от боли в руке. Потом ощутил сильную потребность отвести душу в узкой мужской компании. Сам набрал номер начальника охраны:
— Едешь? Прихвати чего по дороге.
Бывший полковник внутренних войск Евгений Волошин ввалился в кабинет директора с двумя полными пакетами. С двух-трех фраз вникнув в обстановку, сунул к уху мобилу и рванул во двор:
— Щас я этим гнойным пидорам выверну потроха!
Рубахин повеселел, выставляя на стол содержимое пакетов.
— Ну что загрустил, Костян? Езжай в Нягань, мирись с армяшками — тебе это проще: ты ж не ругался. Вернешься героем! Вот и решение всех проблем!
Решение пришло неожиданно – во время застолья. Директор с заместителем по режиму пили, чокаясь, Инночкин ел. Волошин докладывал с полным ртом:
— Ка-ак сквозь землю провалились. Новую смену вызвал – сейчас подтянутся.
И никогда еще во время еды Константина не посещали озарения – обычно после, редко натощак. Достал трубку, набил, но раскуривать не стал, отложил – вдруг сейчас пригодится.
Сначала Инночкин пытался убедить себя в том, что новоявленная идея никуда не годится — разве что для художественного детектива. Но негаданное покушение на Рубахина (а на него ли готовилось?) подсказывало, что неожиданные повороты сюжета возможны и в жизни. Потом стал представлять себя в новом качестве – получилось не с первой попытки. Прикидывал и так, и сяк…. После обдумывания и примерки на себе роли, идея начала казаться не такой уж бредовой.
Оставив трубку с ароматным английским табаком на столе, Костя отправился в приемную к кулеру – набирающий обороты мыслительный процесс потребовал горячий кофе. Вслед за соображениями общего порядка пошли меркантильные. Все как положено в классике жанра – что будем делать, и во что это выльется.
Выкурив после кофе трубку, посмотрел на часы. Половина десятого. Семья, отужинав, готовится ко сну. Он уже не застанет их сегодня бодрыми. Зато появилась возможность, не торопясь и в рабочей обстановке обдумать и взвесить все до последней мелочи. Эти, что пьют, горланят и машут руками, ему не мешают.
Прикончив выпивку и наговорившись, Рубахин с Волошиным, наконец, обратили внимание на Константина, который занимался странным занятием — сосредоточенно разглядывал кофейные разводья на стенках и днище чашки.
— Ты решил податься в гадатели? – пошутил Соломон Венедиктович и в ответ на недоумевающий взгляд Константина добавил. – Изучаешь рисунок кофейной гущи?
— Он ищет в чашке эротический смысл, — подкинул версию эксполковник Волошин.
— Нет, просто задумался. Охрана прибыла? Вы закончили? Давайте развезу по домам.
Домой прибыл уже за полночь.
Жена не спала:
— На тебя наорать?
— Котята не умеют орать, — Инночкин обнял ее, притянул к себе. – У них голосочек, как колокольчик.
— Костик! – она обвила руками его шею и прижалась щекой к крутому английскому свитеру с надписью «I that still swine», приобретенному ими на Пикадилли. – Ты приехал лучше, чем уезжал. Утряслись неприятности на работе?
— Все хорошо, — поцеловал ей макушку.
— Тебя покормить?
— Лучше подскажи, который сейчас в Лондоне час.
Набив табаком трубку, Инночкин вышел на балкон с мобильным телефоном.
— Hi, Phil. Do you remember — you said me that you help me in a critical situation? The time has come. Come along with Jane.
В городе Нягань, что зябнет девять месяцев в году на 62-ой параллели северного полушария, хороший парень Костя Инночкин пытался встретиться и поговорить со справным таким из себя армянином Жориком Кастаняном и объяснить тупоголовому, что воровать не есть хорошо.
— А как жить? – кривил в усмешке пухлые губы блудный сын Арарата, отказывая в аудиенции по телефону.
— С оглядкой на Бога, — отвечал божьей милостью Константин Александрович.
— Не создавай себе личных проблем, – с интонацией нехорошего парня предупредил субподрядчика руководитель «Ю-8».
— Может, зачтутся на Страшном Суде? – Инночкин по имени Костя был оптимистом.
— Чего, чего? Будешь путаться под ногами, я тебя в вечную мерзлоту закопаю, — пообещал справный армян худосочному русскому парню.
Костя с удовольствием не ответил и подумал невесело – грустно становится.
Фил позвонил:
— Что ж так сидеть? Двинем куда-нибудь ознаменовать нашу встречу… Где здесь таверна пошикарнее, Кос?
— Не знаю про них. Да и не стоит пока рекламировать наше знакомство. Завтра на стройке – как по сценарию.
— Why? Ты не хочешь нас угостить? Unless I am guilty, what the such?
— What?
— With a pork nape…
— Нет, брось затею – а ля герр ком а ля герр! Ты не забыл, зачем вы сюда прилетели?
— Зачем прилетели? Друг мой, тебя спасать. We still will do some fighting!
Фил есть Фил – он и в зиндане талибовском будет пороть анекдоты. Но тот главнокомандующий, который сидит в каждом привыкшем думать человеке, решил, что причин для беспокойства нет – войска на позиции и готовы. Yes will burst fight!
С невозмутимо-серьезным видом Инночкин принял душ в гостиничном номере и лег спать. Во сне улыбался, как мальчишка, которому подарили новую клюшку.
Армян Кастанян поменял ориентацию. Придорожные шашлычки послал к черту и занялся строительным бизнесом. Карьеру сделал головокружительную потому, что ничем не гнушался – парил веником нужных людей, а потом стрелял в них из «макарова». Самодовольно теребя волосатую бородавку на щеке, стоял в черном костюме в процессии траурной и любовался своей работой. Дело есть дело – любил повторять, зная о строительном деле на уровне Ленина в печных делах.
От прежних занятий не отвернулся – парил в сауне и угощал шашлыками почетных гостей. Во-первых, привычка, во-вторых – карьере нужно. Давно уж богатым стал, но был по-прежнему непристойно скуп, как истинный армянин. Гостей угощал из казны предприятия. Из «Фортуны» к себе никого не приглашал, но сам к ним ходил охотно и по любому поводу. Приходил, пил-ел и ничуть не обижался, когда шутники заказчика ему говорили:
— Похрюкай, Жорик!
— Чего это я должен хрюкать?
— Да ты чавкаешь как кабанчик!
В начале того дня ему позвонил свой человек с проходной.
— Георг, сейчас оформляют пропуска на вход два иностранца, корреспонденты…
— Какие к черту…?!
— Англичане.
Какие англичане? Почему англичане? Он подумал, вспомнил о кое-каких своих сумасбродных надеждах и побледнел. Неужели?!
Позвонил кому-то:
— Готовь сауну к приему – все по программе вместе с Маринкой.
Дальше что? Дальше дело известное – надо перехватить корреспондентов прежде финнов. Посмотрелся в зеркало, поправил узел галстука, подмигнул своему отражению и мышиной побежкой на толстых кривых коротких ногах помчался к заказчику.
В приемной кивнул секретарю на дверь руководителя:
— У себя? Один? Никто не приходил?
Внутренний голос ему подсказал – не торопись.
Кто сказал, что из него строитель, как из кактуса зубочистка? А, это шутники из «Фортуны». Посмотрим, посмотрим, господа финны! Человек он не обидчивый – некогда таким пустякам предаваться — но деловой. И по логике рассуждая: коль золотые яйца бьются – может, курицу под нож? Сидите вы тут, подшучиваете, а тех дел не знаете, что тучи над вами давно собрались. Столб стоит на пути, а на столбе указатели: пойдете прямо – последний капитал потеряете, направо пойдете – из России шурнут, налево – компаньон зарежет. Неразменным рублем тоже не обзавелись, а время-то поджимает. Вот и вызвали корреспондентиков заграничных: Европой прикрыться. Яснее ясного ваша политика – а мы-то здесь для чего сидим? Не в вежливости же с вами упражняться!
Подумал о корреспондентах, и вспомнилась Маринка: глаза голубые, веселые; разденется, так вся в арбузиках – что сзади, что спереди. Дело свое бабье знает – никто не жаловался. Почесал руно на голове и вздохнул – от сердца, мол, отрываю: все для гостей. На плечи густо сыпануло опилками.
Блаженны люди, не имеющие надежд, ибо они не разочаруются. Эту скромную и, по-видимому, довольно банальную истину любил повторять Фил Смит – выпускник Кембриджа, а ныне менеджер Лондонской товарной биржы. Об этом же подумал в тот самый день, когда по просьбе университетского друга оказался на строительной площадке Няганьской ТЭЦ – самой северной из величайших, и увидел плакат «Мы работаем без ЧП».
Вместе с подругой Джейн О’Нил, корреспондентом «Daily Telegraph» они прошли КПП и сразу же окунулись в маету хаоса и бездорожья.
— I congratulate! We there where you wanted to get, – сказала Джейн и поцеловала его в губы, не печалясь о том, что ужасные североуральские микробы любят путешествовать по губам автостопом.
Впрочем, они давно уж были помолвлены и не скупились делиться микробами.
Обозрев доступную взгляду суету великой стройки, Фил изрек:
— Crowd, as in paradise!
— You were there? I yet didn’t meet any person who happened in paradise and was turned back to tell about the impressions.
— You as the journalist, and to yourself everything you can present.
— In this greatest country slightly was not won communism where, according to official statistics, 75 percent of the people live in poverty, enjoying all delights of slums, bright cases of grandiose buildings look like gate to paradise.
— Darling in the last war this country saw a hell on the earth.
— These people easily to themselves find a hell and paradise in vodka.
