Вокруг дерущихся мгновенно возникает тесный круг, взгляды ловят каждое движение — в зубы, по уху, об колено! Пальцы сжимаются в кулаки, а на лицах собравшихся моментально проступают самые горячие чувства – хочется поучаствовать. И не вопрос!
Драка обладает колоссальным культурным значением. На спектаклях люди сидят, кривясь да поплевывая, а вот дракой можно любую публику расшевелить. Как сказал один умник: «В драке с ножом всегда есть шанс тронуть сердце даже самого черствого человека». Драка начинает знакомство и завершает переговоры, крепит дружеский круг и является предметом подвига.
Если бы не было драк, то о многих исторических русских событиях ну просто нечего было рассказать. Представьте — вот встренулись Илья Муромец с Соловьем Разбойным, и вместо того чтобы подраться, лихой грозит славному: «Послал на тебя, Илюха, челобитную князю в Киев. Как приедешь, схватют тебя и засудят. Насидишься». Поворачивает коня витязь и кричит: «Вернусь-ко — грамоте обучусь, а потом сам на тебя навет накатаю». Разве ж это по-русски?
Началось-то обыденно. Молодой человек студенческой внешности не очень тактично пригласил танцевать Клару Оскаровну. Та отказалась, сославшись, что есть помоложе и прекрасней.
— Нет уж, — заартачилась Инночкина. – Только с мужем.
Незадачливый кавалер сию ситуацию расценил очень громко и не очень цензурно. Благородный Вован, защемив ему нос двумя пальцами, уговорил принести извинения дамам.
— Кто в армии был, женщинам не хамит.
Женщинам пояснил:
— Родине нужны герои, а рождаются идиоты, для которых лучшая деталь туалета – пеньковый галстук на худой шее.
Потом прислушался к собственной мудрости, остался доволен и подобрел:
— Впрочем, рождаются они дураками, а сволочами их делают обстоятельства.
Тут же, откуда не возьмись, появилось человек десять крайне недовольных молодых сволочей, которые в свою очередь предложили извиниться герою Цхинвала. Ответ был лаконичен, циничен и, несмотря на присутствие дам, не очень публичен. Беседовать по душам после него стало трудно.
Вспыхнула драка, рождая всесокрушающий дух праздника — «все вымпелы вьются и цепи гремят!» — непередаваемое ощущение веселого буйства с явной нехваткой гуманизма. Мелькали руки и лица, события сменяли друг друга с пугающей быстротой. Ничтожный конфликт, как цепная реакция деления урановых ядер, мгновенно втянул всю аудиторию ресторана, которая к тому часу не совсем, мягко говоря, была трезва.
Клара с Котенком, забившись в угол, следили за телодвижениями своих мужчин. Им очень хотелось понять логику событий – кто за кого и почему. И предугадать – чья возьмет? Они здорово испугались, когда в воздухе мелькнули Вовины ноги и под напором его спины смежил ласты их столик с недопоглащенной ресторанной вкуснятиной – ананасовым салатом и филе из рябчиков. Но через секунду ветеран Чечни был уже вновь вертикален и угощал всех желающих ударами крепких кулаков по лицу. От победного их сияния и всполохов искр из глаз в полутемном зале определенно становилось светлей. И радостнее – уверяю.
Впрочем, это случилось в завершении вечера, сначала был ужин с обширной тематикой актуальных вопросов в кругах военнозапасной, строительнофинансовой и домашнехозяйственной интеллигенции.
Например – нужна ли в России смертная казнь?
— Среди военных, — без тени сомнений заявил Вован, — не следует искать противников смертной казни. Ведь убийство по приказу есть основной способ решения поставленных задач.
— Я считаю, — горячилась Инночкина, — никто не имеет право отнимать чью-то жизнь, данную Богом.
— Смертная казнь ничего не дает, — поддакнул жене Константин.
— Ну, почему же? Удовлетворяет гнев справедливости – останавливает самосуд, — рассудительно заметила Клара Оскаровна.
Поговорили о власти и власть имущих.
Вован вздохнул:
— За кого ни голосуй, все равно к ней приходят те, кто ловчей других вешает лапшу на уши.
Инночкина выдохнула с ностальгией:
— Мне кажется, Советская власть была справедливой.
Костя процитировал большевиков:
— Царь испугался, издал манифест: мертвым свободу, живых под арест.
Клара заметила:
— «Царя» замени на «генсека» – что получится?
О делах семейных.
— Мои – непоседы, — сказала Котенок. – У вас дети есть?
— От первого брака, — признался Вован.
— А у вас? – нетактично спросила Клару Оскаровну.
Та, выдержав паузу, сухо сказала:
— У меня еще нет.
— Обязательно будут.
И тут подошел нелепый танцор….
Палундра!
Негаданный двухнедельный отпуск Костя наслаждался жизнью – или, что то же самое, бездельничал. Разнообразя формы безделья, читал, смотрел телевизор, играл с детворой во дворе в футбол. Наотдыхавшись досыта, поехал в Чебаркуль и разыскал таки владельца желанной земли, которого звали Пал Егорыч.
Представился, сунул визитку.
Лысый костлявый человек с нездоровым цветом лица, какой бывает у изменников Родины в классическом отображении кинематографа, не подал руки, не предложил ему стул – все смотрел и смотрел недоверчивым взглядом.
— Живописное у вас озеро. Давно здесь живете?
— Всю жизнь, — ответил мужик.
— Вот и я хочу загородный дом здесь построить, — Инночкин выстелил голос бархатом.
— Ну и прекрасно, — без интереса откликнулся хозяин земли.
— Решил к вам обратиться.
— Участок нужен? А я участками не продаю. Хлопотно и понта нету.
— Будет – я построюсь, другой захочет. С каждой продажей стоимость возрастает. Ну, не мне вас учить – законы бизнеса.
— Берите весь полуостров и торгуйте почем хотите.
— Какой полуостров?
— Крутик.
— Я думал, что это мыс.
Хозяин показал карту Чебаркульского озера – точно, полуостров Крутик.
— Синица размером с курицу! И сколько вы за нее хотите?
— Чем больше, тем лучше.
— Тогда такое есть предложение – я вам даю миллион денег черным налом, а вы пишите дарственную моей жене, и никаких налогов государству. По рукам?
Голос хозяина был ровен и тих:
— Ты случаем не бандит?
Святая провинция! В Челябинске братва перестала восприниматься естественной составляющей деловой жизни. Давно романтики ствола и кинжала легализировались бизнесменами. Взять хоть Рубахина…
Рассеять тьму его или воспользоваться в своекорыстных целях?
Возможно, ощущение безнаказанности во всех поступках последних месяцев раздвинуло Инночкину границы нормы в реальности. Возможно, идея-фикс терема для любимой укрепила его желание до предела ранее недопустимого. Многое возможно, хотя определенно ничего утверждать нельзя. Но реальные события были следующие.
Сделав нужное лицо лихого и опасного бандита, которое было лишь внешним выражением того, что творилось в его душе и намекало на требования этой души, Костя подмигнул Егорычу:
— Живем по понятиям: имеем всех, кто ниже нас ростом.
— А дальше что? – насторожился хозяин.
А дальше было так.
В авторитарном настроении Костя наморщил лоб, пожевал губами и переспросил:
— Ну что, по рукам?
Собеседник посмотрел крепко и сумрачно.
— Кто ты такой и почему я тебя должен здесь терпеть?
— Какие проблемы? – улыбнулся Костя, чуя и не веря в плохое.
Глядя в предательское лицо изменника Родины, он испытывал странное ощущение легкого отъезда крыши в сторону – не в свою сунулся роль.
— Знаешь что…, — прошипел Пал Егорыч, вздрагивая одной половиной лица. – Вали отсюда, пока цел. Браток, ядрена вошь!
Отступать было некуда и поздно – проклятую роль бандита играть надо до конца.
— Тебя ведь достанут, — сказал Костя спокойно. – Ты меня понял?
— Понимать будешь ты, — ответил хозяин, закусивший удила. – Даю тебе ровно одну минуту – потом пеняй на себя.
— Да ты храбрец! – констатировал Инночкин с таким видом – не в том дело, что я один, а в том, что за мной безусловная сила, которая жесточайше подавит любое сопротивление, так что о нем не моги и думать.
— А вы думали – будете драть нас всю жизнь безнаказанно. Убирайся отсюда, я сказал, а не то…, — он уже дергался весь, как страдающий пляской Святого Витта, которому в качестве лечебной меры загнали клизму скипидара.
Люди склонны сильно переоценивать свои способности и возможности, подумал Костя, но рисковать не стал. Не без нервозности покинул дом, сел в машину, покрутил головой. И сплюнул.
— Ну, твою же мать!
Не знаю, знакомо ли вам чувство, которое охватывает человека где-то в середине февраля, когда ватные облака, будто лебединые крылья весны, бегут по ослепительно синему небу, подгоняемые ласковым западным ветерком. Испытываешь душевный подъем от вида и запахов пробуждающейся природы.
Словом, утро то памятное выдалось яркое и прекрасное. По крайней мере, так показалось, потому что совершенство не досягаемо – неприятности поджидали на работе. В этой жизни ведь никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
Узнав от Ксюши, что Рубахиной в конторе нет, Костя направился в отдел кадров.
— Здравствуйте, Юлия Павловна! Как дела, как дети, как здоровье ваше?
Чиркова умирала со скуки так жестоко и надсадно, что Инночкин не утерпел:
— Самое большое удовольствие в работе – ее отсутствие. Верно?
Постное лицо начальницы отдела кадров преобразилось:
— Константин Александрович! Какими судьбами? Олимпиаду Аристарховну видели?
— Наличие кабинета не гарантирует присутствие в нем начальника.
— Вы подождите, она обязательно скоро подъедет. Вчера только о вас говорили…
— Так что там с моей трудовой?
— Не волнуйтесь – статьи не будет.
Инночкин посмотрел на впалые щеки Юлии Павловны, и ему захотелось сказать что-нибудь ободряющее – прорвемся, мол.
— Что у нас нового? – поинтересовался финансовый директор «Рубина».
И пока начальница отдела кадров рассказывала последние новости, он и звука не издал: просто молчал и слушал, пытаясь понять — зачем? Чиркова еще излагала сногсшибательную информацию, а Костю уже закрутил сумасшедший вихрь дежавю, поднявшийся из недавнего прошлого с новой силой и обрушившийся на него. Сдавленная когда-то и старательно забытая пружина вдруг взорвалась, ломая логику, привычки и принципы. Что теперь будет?
Костя уже не владел собой, чего с ним давно не случалось – негаданная информация, будто сбила с ног, потащила, вращая, как пулю в канале ствола. И он ничего не мог противопоставить. Он даже не хотел ничего делать и не понимал, нужно ли ему что-то делать. И не понимал, нужно ли понимать.
То, что случилось, было не просто подлостью – это был сильнейший эмоциональный удар в психику, в самую ее центральную точку. Лучше бы они его убили! Лучше для них.
Костя судорожно вздохнул и отошел к окну, пряча лицо от Чирковой.
Первая трезвая мысль – с прошлым надо кончать сразу и навсегда, иначе оно покончит с тобой…. Кончать надо было по приезду из Англии.
— Теперь мы называемся «Стройцентр», — закончила рассказ Юлия Павловна.
Ей из чисто женского любопытства хотелось заглянуть Инночкину в глаза. А он стоял к ней спиной и молчал. Даже спина его молчала, ни намеком не выдавая – что там творится на душе.
Юлия Павловна считала Костю Хорошим Человеком с большой буквы – умным и деятельным, добрым и справедливым, чутким и щедрым. Лучшего мужчины на свете не было – жаль, что молод, а то бы она…. Но в буче с Рубахиными он проигравший, а у нее семья и дети, которым всегда что-то надо – где уж тут личное счастье. Когда «Рубин» затевали, все считали, что будут в шоколаде. Себя командой называли. Ну, может и не все, но уж она-то точно, потому что всегда верила в лучшее.
Кажется, на стекле отражение его лица. Кажется, он улыбается – красиво, легко и весело, как всегда. Или это ей только кажется?
— Константин Александрович, мне искренне жаль, что так получилось.
— А разве могло быть по-другому? В таком-то мире! Самки людей называются женщины – если Рубахин поступил как нелюдь, кто ж тогда его супруга?
— Гарпия, наверное, — осторожно подсказала Юлия Павловна.
Это был мужественный поступок. Костя оценил.
— Я с вами согласен. Осталось только определить, кто из них тянет на аргумент, кому достается роль функции, или по-другому – кто ведомый, а кто ведущий в этом спарринге?
— Да конечно она.
Инночкин размышлял. Инночкин замечал – стоит ему разрулить одно дело, как судьба тотчас подсовывает другое. Но все это было его работой, испытанием на профессионализм выпускника двух университетов. А вот сейчас злодейка подкралась с негаданной стороны, огрела исподтишка такой подлостью, что и…. Будто хочет полюбопытствовать – а как у тебя, парень, насчет нервов и психики, все ли в порядке? Не подать, ли веревочку с мылом – положеньице-то безысходное.
Не укладывалось в голове никак осознание того, как трусливо и подло развела его чета Рубахиных, перетащив из «Рубина» все активы, оставив незадачливому компаньону одни долги.
