Себя, как уголь, в топку книг
Перебросал – и что осталось?
А ты, сгорев, остался в них –
Простых, причудливых, витых –
Твоя любовь, тоска и жалость…
Не говори, что это малость –
Сгореть стихами для других…
* * *
Я немножко помечтаю
И в действительность вернусь.
И нелепой посчитаю
Очень маленькую грусть.
Что дано – то и реально.
За окошком тополя.
И живёшь – как ни банально –
Только тёплой жизни для.
* * *
Больна Отчизна. Кто же мать
Невзлюбит за её болезни?
За не-любовь такую в бездне
Свинцовой будешь прозябать.
Отчизна! Сладость слова, свет,
От оного идущий в душу.
Банально? Совершенно нет,
Какую бы ни думал думу.
Туман поутру над Окой
Слоится нежно-волокнисто.
Перекликается с водой,
Пусть немо, а уйдёт – небыстро…
Иль старый тополь у окна –
Цветаст – почти что Византия!
Коль осень щедростью дана,
Цвета отметишь ключевые.
А ключевой – он золотой:
Цвет неба и духовной силы.
Отчизна бездною благой
И шаровой в себя вместила
Всего – избыточно вполне.
Увы, и боли и болезни.
Но упрекать негоже мне
Грядущей цвет всеобщей песни.
ЛИСА ЗИМОЙ
Краем леса шла лиса, упорна,
У деревни пропетлявши ночь…
Куры в ранних сумерках проворно
На ночлег забрались. Голод – нож.
Сделав лёжку, рыжая куснула
Горькое корьё, текла слюна.
Всё напрасно, в чащу повернула –
Дом лесной, родная глубина.
Синий снег был розоват. Лисица
Мешковато побрела к норе –
В ней, многоизвилистой, приснится
Изобилье пищи о поре
Летней – золотистой и богатой.
А перед норой синел провал
Неба меж деревьями – разлатый
Серо-синий и стальной мерцал.
Бурею надломленное древо
По стволу обнюхала лиса.
И в норе сама себя согрела,
В рыжий, жалкий ком свернувшись вся.
КУСОК ФАНЕРЫ
Кусок фанеры приколочен
К дверям, обшарпанным весьма.
Жир надписи донельзя сочен –
И сочностью сведёт с ума:
Венков продажа погребальных –
Гласит кусок фанеры. Так.
Из надписей вельми печальных
Наипечальнейшая. Факт.
Провинция по переулкам
Свою расплёскивает суть.
Приезжий, вверенный прогулкам,
Столь праздно выбирает путь.
И вот глядит на дверь и надпись,
Как будто солнце светит зря.
И по сердцу – колючий надфиль
Пройдёт, словам благодаря.
ЛЕСНАЯ ФАНТАЗИЯ
Монашек-можжевел тропинку
Внезапно преградил.
Глазок
Сверкает волчьей ягоды.
Кармину
Доверен бересклет, весьма высок.
Лес густотою сразу обступает…
О чём повествовал сакральный дуб
Сорока, лопоча, вам сообщает.
Крутые кроны. Веток много – дуг.
Иль я гляжу с низины водоёма
На воду, где мерцают облака?
Вон показалось что-то вроде дома –
Так ель разлата, сине-велика.
Пружинящие лапы снизу, ими
Сокрыт весьма надёжно боровик.
Камней замшелых лбы. Уже другими
Не будут – не меняется старик.
Во мху плутают блёсткие, красивы
Жучки, маршруты сложные даны.
Звериные ясны ли перспективы?
Белеет челюсть.
Мох внизу сосны.
Лопатка бело-жёлтая. Завалы
Камней, и затравел овраг большой.
В разрывах крон цветасто заблистало
Небесное закатной полосой…
Ночная жизнь богата.
Барсуками
В овраге вырыт целый лабиринт.
Куница промелькнёт.
Сова с очами
Мудрейшими…
С утра туман, как бинт
Деревья обвивает – впрочем, раны
Не мыслятся. Туман сойдёт волной.
И письмена коры доносят рвано
Что здесь когда-то проходил герой.
Погрыз лосиный на ольхе желтеет.
Гадюка, свившись, в сон ушла в норе.
Медведь грохочет – яростный, умеет
Всех напугать – и дело не в игре.
Потом медведь уткнётся в муравейник,
И слизывая с лапы муравьёв,
Столь счастлив, от него довольством веет.
А после – вкусный мир боровиков.
Лесная сила, и – звучанье леса,
Симфонию услышат небеса.
Проходят лоси, шаг – что мера веса…
И бездной жизни светятся леса.
* * *
У гор.управы бродят куры,
Напротив почта – белый дом.
И городка ясны структуры,
Как только оказался в нём.
По переулкам к синей речке
Спустись – она невелика.
И посмотри простосердечно
На кучевые облака.
С земным не связанные вовсе,
Сияют чистотой они.
И речки этой тихой возле
Поймёшь, сколь драгоценны дни.
* * *
Что горсточка праха умеет любить —
Похоже на грешное чудо.
До инков волшебных мечтаю доплыть,
Понять — кто же я, и откуда…
Иль может пройти Византийской тропой,
Сияющей золотом смысла.
Не знаю — кто я, для чего я такой,
Зачем эти быстрые числа.
Иль я Вавилоном громоздким ходил,
Где так высоки зиккураты.
Я тысячи раз столь по-разному жил,
Мечты были вечно крылаты.
Что горсточка праха умеет любить —
Похоже на грешное чудо.
Лишь в смерть погружённый, сумею открыть
Кто я, и зачем, и откуда.
РОМАНЫ
Я Чичикова убеждал
Направить мощные усилья,
Что на аферы направлял,
На благо будущей России.
Что посмеялся он – и пусть.
Я видел старую Россию,
Я видел – и томила грусть:
Печальны родники родные.
И шёл с Раскольниковым я
По чёрной лестнице угольной,
Как по изломам бытия –
На боль шёл, как на колокольню.
И карамазовский раздрай
Познал я собственной душою.
И то, что невозможен рай
Качалось звоном надо мною.
Войны и мира я дворец,
Робея, посещал бывало.
Явь объясняющий мудрец
Смущал всезнанием немало.
С Обломовым поговорить
Уютно можно и приятно.
Как он хотелось бы пожить?
Дня три, а далее – отвратно.
Секреты есть у Соборян,
Что миру нынешнему вряд ли
Важны – и в том его изъян:
В цене у нас бардак и враки.
Романы эти – вертикаль,
К ней прикасаясь – будешь выше.
Я жил, в потьму срываясь – жаль,
Спасибо книгам, что я выжил.
ЧИСЛА ЖИЗНИ
Числами пронизано пространство,
Воздух дышит ими и вода.
Ритмы их – то верное богатство,
Что нельзя растратить никогда.
Пифагора, ведавшего сущность
Чисел, стоит слушать, господа.
Не-успех, успех, событий кучность –
Числовая нам даёт среда.
Около реки всегда спокойно.
Золото воды легко течёт.
Разнотравье многоцветней вод.
Всё окрест гармонии достойно.
Числа! Корневая высота!
Сетью смыслов ум твой оплетённый,
Суммы их постигнет ли когда?
И глядишь на мир – заворожённый.
Знаки дней – ступени бытия.
Каждому пристало подниматься.
И иду со всеми вместе я,
Числа жизни зная, как богатство.
СТАРАЯ ПОЭМА
Узкий и высокий шкафчик – в нём
Пуговицы, нитки и так далее…
Ножницы, отвёрточки, детали
Быта, нам насущного при том.
Открываю дверцу иногда,
Нитки достаю, иную мелочь.
Сам себе я друг, своя среда,
Враг, мне одиночество, как зрелость.
Вдруг – не видел раньше – вижу я
Старую тетрадь, но без обложки.
Детский почерк – в оном жизнь моя
Отразилась, все её дорожки.
Школьный почерк – он ровнее чем
Нынешний – кривой, довольно рваный,
Будто почерк стал такой же раной,
Как душа, замучена совсем.
На тетради детской две шкатул-
ки – в них нитки, нужная отвёртка.
Прочитай поэму – будет горько,
Иль смешно. Но в детство заглянул,
Как в окно, где увидал пейзаж
Позабытый. А о чём поэма?
И не вспомню я, какая тема
Некогда, определив этаж
Моего развития, вполне
Овладела мозгом. Чёткий почерк.
Взяв отвёртку, подчинён волне
Быта, дверцей хлопаю, и очень
Мир тетрадки не приятен мне.
Мама сохранила. Пусть лежит,
Есть не просит. Пусть живёт в тетради
Сумма слов – чего не ясно ради,
Мёртвых слов – совсем не виноградин
Звука, смысла, красоты молитв.
Мама сохранила. Пусть лежит.
