поэма
В боттеге остро пахнет краской,
Дощатый стол, листы бумаг.
Плащ мастера богато-красный –
И мастер сам — почти что маг.
Мессере Лодовико против
Того, чтоб сын учился тут.
Но сын столь в устремленье прочен,
Что разрывает мощно круг
Отцовского сопротивленье,
Хоть сыну лишь тринадцать лет.
Работа лучше вдохновенья,
Насколько тьмы уместней свет…
Сколь Микеланджело громады
Я, выйдя, увидал вокруг?
Вон облаков белеет стадо,
Собой прикрыв небесный луг.
Вон тополя стоят массивом,
Так мраморов велик массив,
Им обработанный – и дивом
Трудов представлен, перспектив.
Вот Микеланджело в уютных
Садах Лоренцо, исступлён,
Врубается – и сам из лютых –
В массивный камень – дарит он
Грядущих образов сиянье.
Прозрачен мрамор, он живёт,
И ощущается дыханье
Его, сулящее полёт.
Полёт фантазии, к примеру –
Что приведёт в иную сферу,
Отличную от жизни здесь –
В любимом городе богатом
На развлеченья, радость, спесь.
Ах сделать бы скульптурным садом
Её — Флоренцию…
Гляжу
На облака – небесный мрамор –
С твореньями в них нахожу
Внезапно сходство.
Камень славен.
Буонаротти с детских лет
Любил тесать его и трогать.
Он ласковый и он же строгий,
Дарящий разноцветный свет.
Есть розоватый, золотой,
И белый – пеной и волной.
Массив небесный спущен будто
Его твореньями сюда,
Где разномастная среда,
где жизнь порою давит жутко
стремленья лучшие людей.
У Медичи полно людей.
Лютующий Савонарола
Желает всё перечеркнуть –
Он проповедает сурово,
Аскеза – избранный им путь.
Скитанья скульптора. Высоты,
Что предстоит покуда взять.
Жизнь завернула оборота,
Потребно их расшифровать.
Жизнь – это та же расшифровка,
Кто справился – тот преуспел,
Кто нет…и говорить неловко.
В служенье ныне мастер зрел.
Он высечет Давида гору –
Ночами факелы горят,
Сравнить Буонаротти в пору
С циклопом – к голове прижат
Фонарь – и трудится ночами
Буонаротти, позабыв
Про данность, где мы ходим с вами,
Порою данность разлюбив.
Болтают двое на скамейке
Про телевизоры — Какой
Купить не знаю…
Тут сумей-ка,
Хороший выбрать. Мне – большой.
До Микеланджело есть дело
Им? Низовая жизнь густа.
И нет границы ей, предела,
И столь условна высота.
Вот на лесах лежащий мастер,
И сгорблена его спина,
И краска на лице, и масти
Какой возникнут письмена
Чрез образы на той капелле?
Вновь созидаемая явь
Столь много объяснит на деле
Глядящему.
Ну, переправь
К стяжанью устремленье в сердце
На созидательный порыв.
Капелла нам твердит о средстве
Познанья новых перспектив.
Пьета струится и мерцает,
Скорбь силой густоты течёт.
Умеющий смотреть вбирает
И скорби той сакральный мёд.
Болтают двое – Снова диски
Купил, и вечерок не пуст.
Жизнь хороша, не надо риска,
Маршрут понятен.
Скучен? Пусть…
До Микеланджело высот и
Пространных далей дорасти!
Услышь небес такие ноты,
Что и озвучат суть пути.
Но Микеланджело до смерти
Не примирился с высотой.
Неважно – ставленнику тверди
Не мыслим просто путь земной.
Массивы горные над нами
Он в мрамор света перевёл.
И осознанье – будто пламя
Ум лижет – даром жили сами!
И как, живя под облаками,
Менять судьбы своей глагол?..
ИЗ МИКЕЛАНДЖЕЛО БУОНАРОТТИ
1
Тут из сакральной чаши сделан шлем,
Тут кровь Христа ковшами продаётся,
Тут крест загажен – зарыдает солнце,
Тут Бог как будто для прелатов нем.
Иисусу тут никто не рад совсем –
Распнут опять, когда вернётся,
И кожу снимут – властный посмеётся:
Для торга подойдёт она затем.
И скульптор отвыкает от работ –
Медузы точно взор ему скуёт –
Взгляд старика – одет он в пурпур – руки.
Но должен быть на небе высший суд.
И нам – несчастным чадам – воздадут
За эту жизнь, за эти муки…
2
Нет глыбы белой, чтобы не сокрыла
В себе скульптуры. И творец
Создаст непревзойдённый образец,
Ему открыта камня мощь и сила.
Громадна глыба. И в себе таила
Мечты и счастье, радости сердец.
И я, сжимая истово резец,
Открою, что века она хранила..
И ни любовь, ни мой удел,
Ни нрав мой, ни проекты разных тел,
Сокрытые в той белизне виною
Моих мучений – их исток далёк.
Блаженство не творю я, одинок.
Труд изводил, и смерть передо мною.
3
Меня пленил не смертный образ, нет –
Мир, неизвестный мне, невозмутимый.
В душе я ощущаю лик незримый –
Духовный от него исходит свет.
Душа богоподобна, ей не мил
Мир внешний, полный красотою мнимой.
Земную грань мой глаз неутомимый
Преодолел, и суммы форм открыл.
В живущем не насытит, знаю, глада
Ни пенная, ни тленная услада.
Всё смертно, что зовёт нас и манит.
Для сердца ядовито сладострастье.
Лишь устремленье к небу единит
Готовых к свету целостного счастья.
